Все свои. 60 виньеток и 2 рассказа

Это оказался рассказ Дениса Драгунского «Херовая фамилия»[35]. В нем почти весь текст чеховский, только букет лошадиных фамилий заменен фейерверком фаллических, начинающимся, впрочем, со вполне печатной фамилии Херасков. Читается взахлеб, причем никаких мыслей о надругательстве над Чеховым не вызывает. Полное ощущение, что Чехов ровно это и имел в виду, так что подзаголовок Из черновиков А. П. Чехова принимается без возражений. В чем тут дело?

Прежде всего в том, что уже и в чеховском рассказе достаточно двусмысленностей. Но главное – он вообще про магию слова. Ну а что в русском языке магичнее мата?!

Вспоминается старая история, возможно апокрифическая, о зимней Олимпиаде 1972 года в Саппоро:

Когда вдруг повалил густой и липкий снег, советский лыжник Вячеслав Веденин решил перемазать лыжи сообразно изменившимся погодным условиям. Один из местных журналистов спросил: думаете, поможет – снег же валит и тает?! Что ему ответил Веденин, понимаем только мы, в России, а в Японии на следующий день газеты вышли с заголовками: «РУССКИЙ ЛЫЖНИК СКАЗАЛ ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО „ДАХУСИМ“ И ВЫИГРАЛ ОЛИМПИАДУ».

Подставляя на место лошадиной жеребятины почти неприкрытую матерщину, Драгунский просто обнажает прием, положенный в основу чеховского текста. Можно сказать, что Драгунский – это Чехов-1885 сегодня.

Кстати, у Чехова есть еще один рассказ, где фабулу заслоняет фонтанирование непонятной, труднопроизносимой и тем более энергичной лексики, – «Свадьба с генералом», написанная за год до «Лошадиной фамилии». Там бесконечные марсы, марсовые, марсели, брамсели, бом-брамсели, бом-брам-брасы, бом-брам-шкоты, фалы и брасы, шкоты натянуты и фалы все до места подняты, брам и бом-брам-брасы вытягиваются и реи брасопятся… Это своего рода сплошной трамтарарам, звучащий не так уж неуместно, если учесть, что женитьба – шаг серьезный, ведущий к продолжению рода.

Одно место в рассказе Драгунского меня озадачило. Развязка, естественно, состоит в том, что вспоминается не лошадиная фамилия Овсов, а созвучная теме – Членов.

Приказчик стоял на краю дороги и… о чем-то думал…

– Бардаков… Блядунов… – бормотал он…

– Иван Евсеич! – обратился к нему доктор. – Не подскажете ли дорогу? Живет тут у вас по соседству некий Егор Францевич Шпигель, непременный член уездного присутствия по крестьянским делам…

Иван Евсеич тупо поглядел на доктора, как-то дико улыбнулся и, не сказав в ответ ни одного слова, всплеснув руками, побежал к усадьбе…

– Надумал, ваше превосходительство! – закричал он радостно… Членов фамилия!..

Я стал гадать, каким же образом Шпигель подсказывает Членова, и даже заподозрил, что вся соль рассказа в коварном наезде на некого реального Шпигеля. Google услужливо подбросил мне Шпигеля Бориса Исааковича, российского предпринимателя и политического деятеля, одно время члена (!) Госдумы.

Но при ближайшем рассмотрении Б. И. оказался ни при чем. В погоне за сенсационной разгадкой я проморгал присутствие члена (да еще и непременного!) в описании должности Егора Францевича Шпигеля. Проморгал, конечно, потому, что текст по большей части повторяет чеховский, и его торопишься поскорее пробежать глазами в ожидании очередных драгунских эффектов. Стыдно признаться, но широкий читатель все время брал во мне верх над методичным исследователем – явная заслуга автора.

Запрошенный через Быкова, Драгунский подтвердил, что фамилия Шпигель была выбрана без особой задней мысли, ну разве в порядке «отзеркаливания» чеховского рассказа (Spiegel – по-немецки «зеркало»).

Невольник чести (Алкогольная проза)

О Р. мне уже приходилось писать – по научной линии. Но сейчас я хочу припомнить несколько чисто человеческих, слишком человеческих моментов. Припомнить и как-то осмыслить.