Все зеркало

– Случайностей не бывает. Двигатель искажения попадает в резонанс лишь в трех случаях. – Хи-Мори вынул из кармана старый потертый револьвер и выщелкнул барабан. – Раз! Временная буря. Редко, но случается. Очень редко. И только у растяп, которые не изучают сводку.

Не наш вариант. Два! – Он вытащил патрон из одной каморы и защелкнул барабан обратно. – Техническая неисправность. В такие сказки я давно перестал верить на кораблях класса «м-лайнер». И, наконец, три! – Хи-Мори прокрутил барабан. – Саботаж. Эта версия кажется мне наиболее вероятной.

Он поднял револьвер. Дуло смотрело мне между глаз.

– Я всегда оставляю врагу шанс, – произнес Хи-Мори. – Один из шести, тебе хватит. Вдруг ты окажешься везучим? Ты хотел украсть «Звездное семя» уже тогда, помнишь?

Я помнил.

* * *

Я все помнил.

Я чувствовал вибрацию двигателя искажения, как дыхание, как песню «Звездной ласточки», стоило лишь приложить к обшивке ладонь и стоять, закрыв глаза. За бортом – бесконечность пространства. Здесь – мой маленький гравитационный мирок.

– Какое по счету у тебя перемещение, Ичи-сан? – спросил Хи-Мори, опуская чашку с чаем на тайм-сканер.

Вторую он держал в руке. По кабине расползался запах крепкого пуэра. Хи-Мори пронес на корабль картину, сделанную из чаинок, и каждый раз отламывал от нее по кусочку. Теперь никто не мог определить, что было изображено на ней изначально. По моему мнению – репродукция «Ивана Грозного, убивающего своего сына». Кто-то говорил, что «Герники» Пикассо, кто-то – что «По реке в день поминовения усопших» Чжана какого-то там. Сам Хи-Мори на этот вопрос только хитро улыбался. Сколько ходок он уже с нами? Кажется, мой помощник на «Ласточке» не так давно. На Кинтарре он точно уже был. Помню, как он стрелял по живым камням из своего револьвера. Панцири этих безобидных созданий лопались со звоном разбивающихся чашек.

– Какое перемещение? – переспросил я. – Не знаю. Может быть, пятидесятое. Может быть – сотое. Какая разница? Почему ты называешь меня Ичи[8]?

– Потому что ты и есть первый, сэнсей, а я всего лишь второй. Но я еще новичок, а у тебя вся жизнь прошла в космосе. Где-то пробегают тысячи лет, где-то человек успевает лишь вдохнуть аромата чая. – Хи-Мори втянул витающий над пуэром дымок и зажмурился. – А ты все летишь и летишь. Разве тебе не хочется осесть на какой-нибудь планете?

– Не думал об этом.

Я забрал чашку, чтобы проверить показания тайм-сканера. Отклонения, расстояние, синхронизация с абсолютным временем по земному исчислению… При особом мастерстве можно поймать нужную волну и даже вернуться в прошлое Вселенной. Мне казалось, что я могу вести корабль и без этих данных. Но это обманчивое чувство. Первые признаки сумасшествия тайм-штурманов. К нему рано или поздно приводит эйфория во время скачков искажения.

– Я бы так не смог, – пожал плечами Хи-Мори. – Вот заработаю достаточно денег и куплю себе домик где-нибудь на периферии. Знаешь, такой, с цветочками на подоконниках и собачкой во дворе. Ну, или какой другой тявкающей тварью, – добавил он, подумав.

«Ласточку» тряхнуло, на мгновение уменьшилась гравитация, капли чая поднялись над чашкой и тут же рухнули обратно.

– А ведь рядом такой груз, – произнес Хи-Мори, глядя куда-то мимо меня. – Хватит не на один домик, и даже не на одну планету. Ты бы мог прожить спокойно всю оставшуюся жизнь со своей Анной-Марией.

Я закрыл глаза. Откуда-то издалека донесся голос моего напарника.

– Прости, я забыл, что она была на «Онимуше».

Попавший в резонанс межзвездник обречен носиться по пространству-времени, словно безумный маятник. Синхронизировать его уже невозможно. Это знают все. Вперед на сотни лет, а потом назад, к месту катастрофы. Снова вперед на тысячи лет, и опять назад. Туда и сюда, с небольшими остановками-зависаниями, пока не остановится окончательно. Не превратится в Летучего голландца космоса с командой мертвецов или безумцев на борту. Порой такие корабли даже находят. На чье-то счастье, на чью-то беду.

Но лишь если резонанс был не максимальным. Межзвездники класса «м-лайнер», оснащенные мощным двигателем искажения, при максимальном резонансе после всех своих остановок-зависаний отбрасывает к концу времен, в полную пустоту. Оттуда, откуда невозможно вернуться, потому что больше нет гравитационных меток. Они все там – мертвые корабли разных рас со всех времен, замершие в вечной пустоте. И среди них земной корабль «Онимуша»…

Я почувствовал, как чашка с горячим чаем обжигает ладонь. Я выронил ее, и она ударилась о пол, разлетелась на осколки.

И тут произошел запланированный скачок.

Слишком долгий. Дольше, чем мы рассчитывали.

«Звездная ласточка» ушла в резонанс.

Лишь я и Хи-Мори в тот момент находились в сознании – остальная команда спала. Это наша работа – бодрствовать во время скачков, принимая на себя все эффекты искажения. Наша работа.

Наверное, мы проживаем во время этого целые жизни. Мгновения для всей команды и тысячи лет для тайм-штурманов.

Окружающее смазалось.

Казалось, мое тело исчезло.

Я был одноклеточным созданием, выбравшимся на берег океана.