Фэй обнимает лучшую подругу Энни и слегка сжимает ей руку. Она уже настоящий спец в этих американских горках – головокружительные взлеты на пики надежды, сменяемые черными безднами отчаяния. И желудок, не просто подступающий к горлу – а застрявший там. Фэй помнит эти чувства еще с тех пор, как умерла Лидия, но все же удивляется, как легко они снова овладевают ей. Боль такая же, как в первый раз.
Хэл проглатывает печенье и говорит:
– Мы работаем над этим, милая. И копы из Гринвилла тоже. Мы отыщем ее. – Он подмигивает Трейси.
Фэй видит, что он старается выдавить из себя заряд оптимизма и надежды, но на деле он всего лишь нелепый старик. Она, конечно, не скажет ничего подобного при Трейси, которая тем временем, извинившись, отходит и садится рядом со Скоттом. Судя по всему, эти двое успели подружиться. Фэй задается вопросом, не стоит ли ей обсудить с Трейси, как выглядит со стороны ее чрезмерная близость с женихом Энни. Возможно, кто-то назовет ее старой перечницей, но Фэй находит такое поведение неуместным. Она собирается поинтересоваться мнением Хэла по этому поводу, но прежде, чем она успевает открыть рот, полицейский объявляет, что ему и его людям, пожалуй, пора. Он кладет руку ей на плечо, и его рука большая, теплая, успокаивающая. Ей приходится сделать над собой усилие, чтобы не прижаться к нему.
– Спасибо, – говорит она вместо этого, как всегда по-деловому.
Она вспоминает о недавнем сообщении, в котором он спрашивал, удастся ли ей выбраться на встречу. Он нарушает правила, и она знает почему. Исчезновение Энни изменило все – вернуло старые времена, которые ни один из них так и не забыл, – те, что принадлежали только им. Она думает об этом, наблюдая, как уходят люди Хэла и он сам – мужчина с такими большими, сильными руками. Она размышляет, что ответить на сообщение, прикидывает способ улизнуть, обрести наконец покой для себя самой – и к черту приличия. Позже она обдумает все как следует и напишет ответ. Позже она найдет утешение в объятиях человека, с которым ей хорошо. Но сейчас ей нужно позаботиться о курином салате и о тех добрых людях, что принесли еду и ждут за дверью.
Они поворачивают, а значит, рассказ мисс Минни подходит к концу. Клэри знает об этом не потому, что давно выучила его наизусть, а из-за самого маршрута, каждому отрезку которого всегда соответствует определенный отрезок истории Минни, причем это правило работает, даже когда Клэри едет без попутчиков. Она понимает: так будет продолжаться еще долго – до самой смерти мисс Минни, когда деменция запретит ей есть, сердцу – биться, а легким – дышать. Мисс Минни не станет, но ее история будет жить.
Сам рассказ мисс Минни довольно прост. Она описывает обычный день – день много лет назад, когда жизнь была, как хочется думать Клэри, счастливее. Тогда муж мисс Минни был жив, а дети все еще оставались дома. Тогда мисс Минни была сама себе хозяйкой и сама каталась по знакомой дороге, вместо того чтобы просить сесть за руль кого-то еще.
История начинается с момента, когда она и ее муж вышли из магазина спортивных товаров, которым владели, и решили прокатиться – просто так, без конкретной причины.
Он просто сказал: «А не прокатиться ли нам, Сахарок?» – всегда начинает свой рассказ мисс Минни, а Клэри, которой нравится эта часть, всегда думает, что было бы здорово иметь рядом мужчину, называющего ее «Сахарок».
«Ну я и ответила: «Хорошо», – продолжает тем временем Минни. – Так что мы сели в машину и поехали, тихонько включив радио. И мы говорили о разных вещах, о тех вещах, что вроде и важности особой не имеют, но почему-то всегда о них говоришь. Так в то время казалось – надо о них говорить, стоит того.
Так вот, закончив кататься, мы отправились на бейсбол – смотреть, как играет Нил. Мы сидели на трибуне, грелись на солнце и наблюдали, как наш сын бросает мяч, да так быстро, что голова идет кругом. Игрок из него был что надо, знаешь ли».
Тут Клэри всегда говорит одно и то же: «Правда? А я и не знала», потому что с этого момента она тоже часть истории Минни.
Они едут дальше, и Клэри задумывается о том, как все мы становимся частью историй друг друга, не важно – желаем мы того или нет. Нет никакой разницы – главная у нас роль или эпизодическая, рано или поздно мы все равно оказываемся на чьей-нибудь сцене. Клэри думает об Энни и об их роли в жизни друг друга, о том, что им были уготованы роли второго плана – кузины, встречающиеся друг с другом раз, от силы два раза в год, – но в итоге стали главными. На школьных уроках английского им объясняли, что есть два типа персонажей: протагонисты и антагонисты, и Клэри полагает, что они с Энни друг для друга и то и другое одновременно. Она думает об их последнем разговоре, как каждая из них видела в другой противника. Клэри вспоминает, насколько зла она была на Энни. Как бы ей хотелось теперь забрать свои резкие слова назад и продолжить разговор, вместо того чтобы бросить трубку.