Как только зима начала отступать, Ганнибал предпринял попытку перенести военные действия в Этрурию, переведя войска через Апеннинские горы. Спешить с началом боевых действий его заставляли как настроения среди союзных галлов, так и желание удержать стратегическую инициативу и переманить на свою сторону римских союзников. Раннее начало похода, возможно, было вызвано также тем, что Апеннины не казались серьезной преградой карфагенскому военачальнику, ранее преодолевшему гораздо более высокие и труднопроходимые Альпы. Впрочем, Ганнибал явно недооценил опасность перехода через горы ранней весной, и первая попытка вторжения в Этрурию завершилась неудачно – после двухдневного похода карфагенское войско вынуждено было повернуть назад из-за разыгравшейся непогоды. Описание постигших пунийцев бедствий приводит Тит Ливий: «…во время перехода через Апеннины его застигла такая страшная буря, что в сравнении с ней даже ужасы Альп показались почти ничем. Дождь и ветер хлестали пунийцев прямо в лицо и с такой силой, что они или были принуждены бросать оружие, или же, если пытались сопротивляться, сами падали наземь, пораженные силой вьюги. На первых порах они только остановились. Затем, чувствуя, что ветер захватывает им дыхание и щемит грудь, они присели, повернувшись к нему спиною. Вдруг над их головами застонало, заревело, раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии; пока они, оглушенные и ослепленные, от страха не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер подул еще сильнее. Тут они наконец убедились в необходимости расположиться лагерем на том самом месте, где были застигнуты непогодой. Но это оказалось лишь началом новых бедствий. Нельзя было ни развернуть полотнище, ни водрузить столбы, а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте – все разрывал и уносил ураган. А тут еще тучи, занесенные ветром повыше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, скорее погребенные под своими палатками, чем прикрытые ими; за градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долго не мог этого сделать, так как жилы окоченели от стужи и суставы едва могли сгибаться. Наконец резкими движениями они размялись и несколько ободрились духом; кое-где были разведены огни; если кто чувствовал себя слишком слабым, то прибегал к чужой помощи. В продолжение двух дней оставались они на этом месте, как бы в осаде; погибло много людей, много вьючных животных, а также и семь слонов из тех, которые уцелели после сражения на Требии» (Liv. XXI, 58, 3—11).
Спустившись с гор, раздраженный неудачей Ганнибал решил отыграться на римлянах и повел оставшуюся боеспособной после неудачи в горах часть армии на Плаценцию, где укрывался вернувшийся к тому времени из Рима Тиберий Семпроний Лонг. По сведениям Тита Ливия, вышедшее к римской колонии пунийское войско насчитывало 12 тыс. пехотинцев и 5 тыс. всадников. Римский консул поспешил воспользоваться представившимся случаем, чтобы сквитаться с ненавистным пунийцем за недавнее досадное поражение при Требии, тем более что выставленные Ганнибалом силы были лишь незначительной частью не вполне оправившейся от апеннинской авантюры пунийской армии. Подойдя к Плаценции, карфагенский полководец встал лагерем, в трех милях от которого вскоре разбил стоянку Семпроний Лонг. Начавшееся на следующий день полевое сражение показало превосходство римлян в числе, подготовке и воле к победе. Легионеры атаковали боевые порядки пунийцев, и вскоре карфагенская пехота, оттесненная к лагерю, вынуждена была укрыться за его рвом и валом. Вслед за этим последовала попытка штурма, однако защитникам удалось удержать позиции, нанеся римлянам ощутимый урон и вынудив их в итоге отступить. Тем временем Ганнибал, не заготовивший заранее никакой тактической хитрости, удачно сымпровизировал: выделив специальный отряд преследования, он ударил в тыл отходившим римлянам. Легионерам пришлось туго, когда в центре по ним ударила отборная карфагенская пехота, а с флангов насела конница, однако сражение, остановленное быстро сгустившимися сумерками, так и не выявило победителя. Потери сторон были приблизительно равны – по 600 пехотинцев и по 300 всадников, причем у римлян сильно пострадал командный состав: погибли пять трибунов и три префекта союзников, а также множество представителей всаднического сословия (Liv. XXI, 59).