Всемирная история. Османская империя

Волна ненависти к «предателю» и пошатнувшееся здоровье вынудило Хусейна-пашу 4 сентября 1702 года уйти с поста великого визиря. Отставка, а затем и смерть Кёпрюлю, невольно служившего Мустафе II громоотводом, перенаправила гнев «опозоренной» Карловицким договором армии на султана. Восставшие в августе 1703 года янычары свергли Мустафу II и еще до его официального отречения провозгласили султаном его брата Ахмеда III. При этом впервые в истории империи бунт был направлен не против конкретного правителя, а против династии в целом. Восставшие предлагали заменить правящую фамилию на Гераев или Ибрагимханзаде, но дальше выдвижения требований дело не зашло.

Последний великий визирь из рода Кёпрюлю возглавлял правительство империи всего три месяца – с июня по август 1710 года – и запомнился, в основном, участием в интригах беглого шведского короля. Скрывавшийся на османской территории после поражения в Полтавской битве Карл XII пытался втянуть Порту в войну с Россией. Отказ Нумана-паши вызвал недовольство французских союзников короля, и по их настоянию Кёпрюлю был отстранен от должности главного министра. На этом полувековой период всевластия самой могущественной после Османов семьи империи подошел к концу. Потомки Мехмеда-паши Жестокого сохранили богатство и вес в обществе[165], но больше уже никогда не определяли политику государства.

Эра Кёпрюлю сменилась «Эпохой тюльпанов»[166], характерной живым интересом имперской элиты к науке, культуре и экономическими достижениями европейских держав, отставание от которых Порты с каждым годом становилось все очевиднее даже самым ярым патриотам.

Раздел 3. Конец султаната

Стагнация: жизнь на задворках Европы

Недолгая «оттепель» во время правления «тюльпанного султана» Ахмеда III сменилась после его свержения если и не явным упадком Османской империи, то, уж наверняка, ее структурным кризисом. Главным признаком приближающегося краха обычно называют заметное ослабление военной мощи османов и вынужденный переход от агрессивной политики присоединения к своим владениям все новых территорий к пассивной – и не всегда успешной – защите уже приобретенного. Однако завершение эпохи завоеваний обуславливалось объективными причинами: в какой-то момент империя стала настолько велика, что препятствием для ее расширения была уже не слабость армии, а несовершенство логистики того времени. Проще говоря, к тому времени, когда войска османов добирались до пределов, которые Порта планировала раздвинуть за счет соседских земель, подходящий для успешного ведения военных действий сезон подходил к концу, и армии приходилось возвращаться на зимние квартиры. Поэтому, хотя давление турок на границах и начало слабеть, говорить об отказе империи от политики беспрестанных завоевательных походов как о главном признаке стагнации не совсем верно. Не все битвы османов были проиграны, не все их походы оказались неудачными.

Намного более серьезным – и менее заметным для поверхностного взгляда – был назревавший внутренний кризис империи, политическое устройство и общественный строй которой вошли в острое и мучительное противоречие с изменившимися экономическими реалиями. Новые формы экономических отношений – в первую очередь система так называемых «откупов», по сути превратившая государственные земли в товар, – угрожали благосостоянию и привычному образу жизни тех слоев населения империи, на которых традиционно зиждилась ее военная и экономическая мощь. Свое недовольство те направляли не против нуворишей, а против правительства и султанов, что держало османское общество в постоянном напряжении. Порта тоже пострадала от собственной неумелой и недальновидной налоговой политики. Если в середине XVI века правительство распоряжалось более чем половиной общих доходов государства, то к началу XIX века его доля сократилась до ничтожной одной восьмой. На осуществление масштабных проектов попросту не хватало финансовых ресурсов. Кроме того, на дееспособности Порты сказывалась отсталость турецких политических институтов. По иронии судьбы командная система, некогда обеспечившая османам решающее преимущество над отсталой и раздробленной феодальной Европой, в XVIII веке стала главной причиной стагнации их державы.

Империю мог бы спасти одаренный и деятельный султан-реформатор, но… Династия породила целую череду бесталанных или нерешительных правителей, запомнившихся скорее своими странностями и чудачествами, а не дарованиями. Например, Осман III прославился нездоровой страстью к соболиным мехам и ненавистью к музыке. Больше, чем музыкантов, изгнанных им из дворца, этот султан не любил разве что женщин. Осман даже носил специальные подкованные железом ботинки, чтобы служанки, заслышав в коридоре грохот его шагов, успевали убраться с глаз долой…