Далее в книге сообщается, что опять (как и в случае с Гром-камнем) помогла Финляндия. А иначе вопрос «склейки» постамента стал бы еще одной проблемой. Отливка барельефов – тоже отдельная история, но она меркнет на фоне сложностей производства основных элементов монумента.
После этого озаботились отправкой монумента из Петербурга в Москву. Сушей доставить его было невозможно из-за веса. Везли реками. Министерство внутренних дел поручило это Управлению путей сообщения. Отпущено было еще 35 000 рублей. Маршрут был таким: из Петербурга по Мариинскому каналу до Волги, потом до Нижнего Новгорода, потом вверх по Оке до Коломны и далее по Москве-реке. 2783 версты за 50 суток. А еще на Онежском озере три дня противостояли встречному ветру. Весь маршрут контролировал полицмейстер Мариинского канала. Были использованы специальные лодки. Везти в вертикальном положении композицию было нельзя, так как ветер мог перевернуть лодки, в горизонтальном – тоже нельзя из-за слабости плавки ног Минина… И все же ее как-то исхитрились разместить.
Во сколько все это обошлось? Если по курсу рубля 1913 года – приблизительно 6 млн современных долларов. Ясно, что в 1818 г. сумма в эквиваленте существенно больше. Государство взяло на себя приблизительно треть суммы, остальное – пожертвования.
Мартос сам выбрал место для памятника. После московского пожара 1812 г. при перепланировке самой большой стала Красная площадь, на которой скульптор и остановил свой выбор. Но и установить монумент – дело нелегкое. Пришлось вбивать сваи. Поставили посередине площади, «ближе к лавкам» (на их месте теперь ГУМ).
Но не будем забывать про идеологию. Через двести лет после 1612 г. история повторилась. В 1815 г. была аннексирована большая часть этнической Польши. Справедливость восторжествовала!
Империя наконец-то отомстила за 1612-й в полной мере. Поэтому на открытие памятника Минину и Пожарскому прибыли Александр I, императорская семья и четыре сводных гвардейских полка из Петербурга. Император принимал парад. После открытия памятника он отправился не куда-нибудь, а в Варшаву. «С ответным визитом».
Тогда уточнялось, что высота монумента 6 аршин, то есть больше, чем конный памятник Петру I в Петербурге и статуя Геркулеса Фарнезского греческого скульптора Лисиппа, каковая и ныне находится в Национальном археологическом музее Неаполя.
Итак, это была очередная «стройка века». Инициировалась гражданами, но стала символом единения народа, преданного монархии Романовых. На долгие годы стала единственным публичным памятником Москвы и третьим публичным монументом имперской России, а в итоге – освящением «свершений освободителя Европы» государя Александра и исторического поражения Польши. Когда начинали, и не догадывались о последствиях, но в результате вышло хорошо. Емко.
А теперь обратим свой взор на украинские земли и начнем с одесского Дюка. Истории создания его и предшественников весьма отличаются. И мы опять столкнемся с полтавчанином Иваном Мартосом.
Созданный им монумент Минину и Пожарскому получился хорошо, император его одобрил и открыл, история его создания была у всех нас слуху, и мысль, что неплохо бы воздвигнуть кому-то памятник, стала все чаще посещать жителей разных городов огромной империи. Но, как вы понимаете, воплощение такой идеи – процесс весьма затратный и длительный. Поэтому правители, при всем желании увековечить империю и императоров во всех видах, с этим не спешили и полагались на местные инициативы и рассчитывали на пожертвования. Тем более что этот процесс уже был отработан на монументе Минина/Пожарского. Общественность инициирует, собирает деньги, император высочайше соизволяет – и все счастливы.
Пришло понимание, что наличие монумента придает городу престижности и значимости. Ввиду малого количества памятников их дизайн, а особенно надписи на них не могли остаться без внимания монарха: мало ли что кому в голову взбредет? Вдруг идеологическая диверсия? Ведь впоследствии сомнительной показалась надпись на монументе героям ополчения – «Гражданину Минину и князю Пожарскому». Выходит, князь – не гражданин? А потом и слово «гражданин» стало вызывать подозрение как изобретение бунтовщиков и республиканцев. Ведь Минин был, по сути, примерно год «президентом» Московского государства. Но тогда, в XIX в., такие нюансы поначалу подмечали лишь чрезмерно бдительные. Народ был верен монархии и православию.
И тем не менее четвертый публичный памятник был поставлен в честь иностранца, да к тому же еще и католика. Чудеса! Казалось бы, нонсенс, но тут сыграло свою роль то, что данный персонаж – Арман Эммануэль дю Плесси, герцог (дюк по-французски) де Ришелье – был лично знаком с Екатериной ІІ, Александром І и Николаем І. Поэтому получить высочайшее соизволение не составляло проблемы. Плюс деньги, опять же, были общественные.