Однако именно алфавитная письменность Западной Европы обусловила расцвет книгопечатания. Западный печатный станок был создан из нескольких элементов, каждый из которых по отдельности не был новшеством или не представлялся чем-то необычным. Мастера золотых и серебряных дел долгое время применяли пуансон – инструмент для изготовления оттисков на металле. В книгопечатании пуансон стал использоваться для получения оттиска необходимой формы (в данном случае – в виде буквы алфавита) на мягком металле, в результате чего получалась матрица; ее затем помещали в литейную форму, в которую заливали расплавленный металл, после охлаждения принимавший форму буквы; этот процесс можно было повторять до бесконечности, что позволяло получать неограниченное количество точных реплик каждой буквы алфавита.
Из этих металлических букв набирались ряды слов, затем ряды закреплялись в железной рамке, определявшей размер и формат страницы и называемой «набором». Набранный текст покрывался чернилами, а лист бумаги накладывался на него для получения отпечатка. Печатный станок, представлявший собой модификацию более старого изобретения – винного пресса, позволил механизировать этот процесс. Появление типографских прессов отменило необходимость прокатывать вручную каждый лист по окрашенному набору, что ускорило процесс печати и обеспечило большее единообразие отпечатков. Впоследствии набор мог быть сохранен для повторной печати изданий той же книги или разобран, а литеры возвращены в наборную кассу и использованы затем для других книг (подробнее о наборных кассах см. главу 8).
Гений Иоганна Гутенберга (ок. 1400–1468) позволил соединить эти разрозненные и хорошо известные компоненты: пуансон ювелира (Гутенберг, по-видимому, имел отношение к ювелирному делу), литейную форму, способ отливки литер и сельскохозяйственный пресс. Приспособив привычные инструменты для новой задачи, Гутенберг изменил мир. В 1450–1455 гг. в городе Майнц Гутенберг с помощью нового наборного шрифта отпечатал Библию, стараясь как можно точнее передать форму рукописи – носителя информации, который вскоре станет восприниматься как устаревший. В 1460 г. было напечатано 300 экземпляров словаря Бальби «Католикон»[273]
. Европа приняла новую технологию. Через десять лет после Библии Гутенберга первый печатный станок был установлен в Италии; еще через десять лет – во Франции, Испании, Нидерландах и Англии. Последовали изменения, превзошедшие все, что происходило раньше. По некоторым оценкам, за тысячу лет, предшествовавших началу книгопечатания, в Европе было изготовлено около 5 млн рукописей. За полвека после его появления в обращении оказалось до 20 млн экземпляров книг, то есть в четыре раза больше, чем за все предыдущее тысячелетие. Между 1500 и 1600 г. было напечатано еще 200 млн экземпляров[274].Книги, таким образом, стали более доступными и менее дорогими. Они все еще оставались товаром для состоятельных людей, однако, как нам известно, в Париже уже в первой половине XVI в. более 60 торговцев и ремесленников владели собраниями книг, которые вполне могут считаться библиотеками. Доступ к книгам перестал быть привилегией знати, крупных ученых или религиозных орденов[275]
. Средний класс, особенно новый средний класс мастеровых, теперь также мог собирать коллекции книг. Это расширение читательской аудитории, в свою очередь, привело к изменению в репертуаре издаваемых книг: доля религиозных текстов сократилась, уступая место латинским и греческим авторам, а также сочинениям гуманистов.Благоприятным для развития книгопечатания оказалось то обстоятельство, что всего в 40 километрах от Майнца (где работали Гутенберг и Шёффер) находился Франкфурт – один из крупнейших центров европейской торговли, где дважды в год со времен раннего Средневековья проходила ярмарка, значение которой подчеркивалось тем обстоятельством, что к 1240 г. она получила императорскую протекцию. В течение трех десятилетий после выхода Библии Гутенберга Франкфуртская ярмарка стала средоточием западноевропейского книгопечатания и связанных с ним профессий: производители бумаги, граверы, переплетчики и шрифтолитейщики, равно как и ученые, стекались в город отовсюду[276]
. В XVI в. книгопечатник Анри Этьенн назвал ярмарку «Франкфуртскими Афинами»[277]. Эразм Роттердамский (1466–1536), возможно величайший из гуманистов, интересовался у своего издателя, будут ли его «Пословицы» (