Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

Судя по описаниям, «ковчег» должен был быть громоздким сооружением, однако состоятельные ученые и коллекционеры нередко заказывали более компактную мебель для сортировки данных, в том числе по собственному проекту. Мартин Фогель (1631–1675), немецкий врач и лингвист, для хранения бумаг использовал «маленькие ячейки», а поэт Георг Филипп Харсдёрффер (1607–1658) размещал заметки в алфавитном порядке в «коробке с двадцатью четырьмя ящичками, каждый из которых был обозначен буквой. Для составления указателя следовало… положить [заметки] в соответствующие ящики, затем вынуть их, разложить в порядке букв [алфавита] и либо склеить эти листочки, либо снова их переписать»[441]. Иными словами, оба использовали предметы мебели, разделенные на маленькие секции. Правовед Иоганн Якоб Мозер (1701–1785) описал свою мебель для сортировки следующим образом: «У меня есть множество небольших открытых коробок, чуть более фута в длину [и] четыре пальца в высоту», каждая из которых разделена «картонными вставками шириной в полтора пальца, а в высоту чуть больше сложенных пополам листов», на которых он записывал свои мысли и выписки из книг. Подобно тому как Мальпиги и Трамбалл разработали для себя блокноты с закладками, столетие спустя Мозер создал собственные картотечные разделители – инструмент, который войдет в обиход не раньше 1896 г. (см. главу 9)[442].

Независимо от того, был ли проект «ковчега» Харрисона воплощен в действительность и принадлежал ли один из его образцов Лейбницу, он представлял собой в лучшем случае единичное изделие, почти неизвестное даже специалистам. В каком-то отношении он напоминал удивительный «типографский стол», разработанный французским педагогом Луи Дюма (1676–1744) и задуманный как инструмент для обучения детей грамоте: это был длинный стол с отделениями, в которые ученик раскладывал карточки с отпечатанными на них буквами алфавита или словами, разделенными по частям речи – глаголы, существительные, местоимения, – на французском и латинском языках. Это сооружение предназначалось в основном для детей аристократов[443]. Возможно, как и «ковчег» Харрисона, оно существовало только в воображении изобретателя.

«Ковчег» Харрисона, изображение в книге Винцентия Плакция «Искусство эксцерпирования» (1689). Вверху: сам шкаф с множеством стержней. Справа: один стержень с несколькими крючками и прикрепленными к ним бумажными листочками[444]

Более серьезное влияние на обучение грамоте оказал учебник моравского педагога Яна Амоса Коменского (1592–1670) «Мир чувственных вещей в картинках» (Orbis sensualium pictus), который называют первой иллюстрированной книгой для детей. Впервые она была опубликована в 1658 г. на латинском и немецком языках и имела исключительный успех, выдержав в течение следующих трех веков почти 250 переизданий по всей Европе. Буквари существовали еще с XIV в., но они не были предназначены специально для детей, и в них не было иллюстраций. Хотя книга Коменского в действительности не была первой детской книгой с иллюстрациями, ее популярность и доступность способствовали принятию ее метода в качестве основного способа обучения детей, соединявшего использование алфавитного порядка с расположением материала, типичным для книг общих мест. Коменский разделил текст на предметные категории, перечень которых мог быть заимствован непосредственно из таких сборников: «Воздержание», «Провидение» и т. д. Еще большее влияние имело то обстоятельство, что он связал каждую фонему, то есть звук, выражаемый буквой алфавита, с реальным миром, например со звуками, которые издают животные. Учебник начинался так: «Ворона кричит „а-а“, ягненок блеет „бе-бе“, кузнечик стрекочет „ци-ци“, удод говорит „ду-ду“»[445]. Это был лишь маленький шаг на пути к системе обучения, которая теперь хорошо известна во всем мире: А – это Apple в английских букварях, Apfel в немецких, avventura в итальянских, anaar в хинди и т. д.

Изображение типографского стола в книге Луи Дюма «Детская библиотека, или Начала грамоты» (1733)[446]

Далее в книге Коменский поместил изображение занимающегося ученика с раскрытой перед ним книгой и подписал картинку: «Кабинет… это место, где студент… сидит один, погруженный в свои занятия, читает книги… раскрывая их на столе и выбирая из них все лучшее в свой собственный справочник»[447]. Каждое выделенное курсивом слово помечено цифрой, соответствующей цифре на рисунке, и переведено на латинский язык. Наряду с определенной лексикой этот текст передавал читателю представление о студенте как о человеке, читающем книги и делающем из них выписки (переписывающем «все лучшее») в свой сборник общих мест, или «справочник».