Всерьез (ЛП)

И снова этот холодный, пронзительный взгляд.

— А ты никогда не давал повода поверить.

Его слова вонзились в меня осколками стекла.

— Так… так нечестно.

— Ну, так и ты тоже нечестен.

Я понятия не имел, как ответить. Все сказанное было правдой: я вел себя нечестно. А извинения здесь выглядели настолько неуместно, что казались оскорбительными.

Я не знал, сколько он проторчал на улице, поэтому встал, снял пальто и накинул его Тоби на плечи. Он никак не среагировал, но хотя бы не скинул. Затем я примостился на ступеньку рядом с ним, и так мы просидели довольно долгое время, каждый запертый в своем молчании. От него неуловимо пахло тем одеколоном, что я купил, нотами специй и слезами, и мне до боли хотелось опять оказаться в Оксфорде, где на какой-то момент представилось, что мы могли бы любить друг друга. Где влюбленность казалась самой легкой, самой простой вещью в мире.

Но он прав. Просить тяжело.

Невероятно тяжело. И я о стольком должен был узнать у него, столько попросить и столько дать, вместо того чтобы притворяться и повторять себе, будто мне этого не нужно. Я не дал ему свободы. Не совладал даже с собственными ожиданиями. Все, что я сделал — это полностью повесил груз любви и доверия на Тоби, довел до того, что не оставил ему ни единой возможности попросить о такой элементарной вещи, как мое присутствие в его жизни. Приговорил нас обоих к почти целой неделе ада.

Не исключено, что сейчас уже слишком поздно начинать наводить мосты. Но самое меньшее, что я мог сделать — наконец-то, спустя столько-то времени — это попытаться. Спросить.

— Тоби?

— Что?

— Знаю, мне следовало сделать это еще несколько недель назад, но я должен кое-что у тебя спросить и кое-что тебе дать.

— Слушай, вот не надо мне твоей похоронной жалости.

— Это не жалость. — Я придавил собственное нетерпение. Как и злость, и боль, оно было лишь одной из форм эмоционального переключения — одним из способов почувствовать себя не до такой степени на нервах, не настолько восприимчивым, не таким, вашу мать, виноватым. — Когда ты не пришел на той неделе, и у меня не нашлось ни одного способа с тобой связаться, я был… я был…

— Ты был что? — Такой скептический тон. И снова моя вина.

— Убит горем. Безутешен. С разбитым сердцем. Понимаешь, я себе давно говорил, что у тебя есть право в любой момент от меня уйти. Так вот, нет у тебя такого права. — Он резко развернулся лицом ко мне, и я машинально убрал челку с его глаз. — То есть право, конечно, есть, я еще не чокнулся. Но тогда сперва ты должен порвать со мной.

— Знаешь, — сказал он тихо, — звучит так, будто ты хочешь быть моим парнем.

— Хочу. Хотя спросить собирался о другом.

Его губы изогнулись в легчайшей из улыбок.

— Я все равно это засчитаю.

И я улыбнулся в ответ так же нерешительно.

— Договорились.

После чего мы опять замолчали, пока я сражался со своей невероятно банальной, но абсолютно необходимой просьбой. Это ведь должно быть так просто, но почему-то не было. Я же без всякого стыда вымаливал у него самые разнообразные издевательства и самое разнообразное снисхождение, но вся моя уязвимость сексуального толка, которую я демонстрировал перед ним, не шла ни в какое сравнение с посиделками на крыльце вместе с Тоби и с признанием того, что мне хотелось – что мне требовалось – получить от него.

Он подтолкнул меня плечом.

— Что ты хотел, Лори?

Я набрал в грудь воздуха.

— Твой номер телефона?

— Не вопрос. И пришли мне смс-ку, чтоб у меня твой тоже был. — Он каким-то образом умудрился произнести это как самую нормальную вещь. Словно мы и не припозднились на несколько месяцев.

Я вытащил телефон из кармана и добавил Тоби в список контактов. Послал ему свою визитку.

А затем достал связку ключей от дома и снял с нее тот, что раньше принадлежал Роберту. Когда он наконец-то съехал, я повесил сюда его ключ, чтобы не потерять, а убрать потом руки так и не дошли. Сперва виной всему оказалась сентиментальность — хотя бы здесь мы все еще были вместе, два ключа, прижатые друг к другу на кольце брелка — а потом апатия. Я протянул ключ Тоби.

— Вот что я хотел тебе дать. — У него округлились глаза.

— Господи, Лори.

— Больше никаких порогов, ладно? Приходи, когда хочешь, дома я или нет.

— Серьезно?

Я кивнул.

— И с этим я тоже опоздал на несколько недель.

Он приподнял бедра, выудил из кармана свои ключи и добавил к ним мой, где тот растворился среди других кусочков жизни Тоби.

— И что я получу, когда умрет другой член моей семьи?

— Попрошу тебя стать моим мужем.

— Не смешно, Лори. — Оно и не было, и было, как иногда происходит только с ужасными событиями. Тоби вытянулся и поцеловал меня, целомудренно и немного грустно. — Спасибо.

— Теперь зайдешь?

— Да.

Я оставил его на диване, где он в чем-то смотрелся словно посторонний человек в своем траурном костюме, и принес чай и горячий тост с маслом, потому что не знал, что еще я могу для него сделать.