Во всяком случае, в «Рабочий путь» Иванов явно не рвался. Как, в общем-то, и в «Советскую Сибирь», куда, как пишет Оленич-Гнененко, он перешел «с помощью Емельяна Ярославского», «литературным сотрудником». Тут, очевидно, сыграл роль авторитет крупного партийного деятеля, тогдашнего редактора краевой газеты. И опять вопрос о датах. Биографы пишут, что «в июле 1920 г. Всеволод Иванов перебрался из Татарска в Омск и с помощью друзей устроился в типографию газеты “Советская Сибирь”» «вторым выпускающим». Как же быть тогда с анкетой «Рабочего пути», писавшейся в это же время, и приездом Иванова в Омск зимой того же года? Ведь именно из «Рабочего пути» он перешел в «Советскую Сибирь», где, как свидетельствует Оленич-Гнененко, «постоянно он начал печататься», причем под псевдонимом «Изюмов», принадлежавшем Четверикову – еще одна путаница его загадочной биографии. Если прав Оленич-Гнененко, то в «Советскую Сибирь» Иванов мог перейти лишь в ноябре-декабре 1920 г. на освободившуюся после ослабленного тифом и уехавшего в Усть-Каменогорск Анова вакансию. Но и тут Иванов не задержался. Вернувшегося в литературу, его уже тяготили газеты, и Омск, и Сорокин, чей лит. кружок продолжал гудеть и полняться молодежью. Но от гипноза сорокинских слов и дел трудно было защититься. Можно только бежать, как бежал сам Колчак в тех самых «Тридцати трех скандалах». По свидетельству Мартынова, Сорокин читал эти «Скандалы» еще в 1920 г. на лит. кружке – книга была создана только в середине 1920-х. И Иванов, услышь их, убежал бы, не хуже Колчака, от такого страшного человека. А может, и не человека? Ведь мог же он по-шамански заклинать людей. И не могли ли все эти скандалы ему примерещиться, как осторожно предполагают некоторые исследователи творчества Сорокина?
Не пригрезилась ли Иванову его жизнь, особенно в этом, особом, 1920 году? С которой он, наверное, уже простился в декабре 1919-го, попав в Новониколаевское ЧК и потом тяжко заболев тифом. И вдруг жизнь к нему вернулась, и он не знал, что с ней делать. И только к концу 1920-го Иванов словно окончательно просыпается и словно в удивлении оглядывается на минувший год: а что в нем было, чем занимался, где и кем работал, куда ездил, с кем общался, пока не оказался литсотрудником «Советской Сибири» под начальством самого Е. Ярославского в отдельной комнате редакционного общежития, где бывали поэт И. Ерошин, матрос Павел Словохотов (запомним это имя!), а также Вяткин с Сорокиным и еще большевики, которые творили историю новой советской Сибири. И это было еще более удивительно, фантастично, больше, чем даже победа большевиков в Октябрьской революции – эта победа над Колчаком и его армией. Так скоротечно: сначала стремительный бросок на Волгу, «на Москву», потом столь же стремительное бегство назад, и вот уже в Омске Советы и недавний политзэк и подпольщик Оленич-Гнененко – редактор новой газеты и приглашает его к себе на работу! Был ведь он сам еще в 1917 г. эсером, а в 1918-м еще только эволюционировал в сторону большевиков через «Автономную группу меньшевиков-интернационалистов». И вот он уже в омском большевистском правительстве, член губернского комитета по всеобщей трудовой повинности и управляющий делами.