Вся правда и ложь обо мне

Меня мутит. Моя подруга Жасмин выбила почву у меня из-под ног. Но все-таки она меня не выдала – это самое главное.

– Ты чудо, – тихо говорю я. – Спасибо тебе, Жасмин. Все сложно. Но сегодня твой день. Завтра, когда мы вернемся к себе, я расскажу про меня.

Пока не знаю, что я ей расскажу – наверное, какую-нибудь часть правды. Одну из версий. Но не всю. Она выглядит такой счастливой, что мне становится совестно – я плохая подруга. А еще я нервничаю. Пытаюсь встать, но ноги дрожат и подгибаются, и я поскорее сажусь.

Кто-то заплатил за меня. И некая женщина звонила в школу, разыскивая меня.

С тех пор как Кристиан нашел меня, я, в сущности, не пряталась. Закрываю глаза. Тело отзывается на ритм ударных. Жасмин что-то говорит, но я не понимаю ее.

Мне незачем прятаться от Блэков. Мне восемнадцать. Я имею полное право жить в Рио и преподавать английский, если мне так хочется. Все у меня хорошо.

Полиция не отвезет меня к родителям, как похищенного малыша, потому что я по возрасту уже могу вести самостоятельную жизнь, так что незачем мне от них скрываться.

И с полицией у меня нет никаких проблем. Так Кристиан сказал.

Я не причинила тому человеку серьезного вреда.

Так что я прячусь не от Блэков и не от полиции.

Совсем не от них.

Поворачиваюсь к Жасмин.

– А какой у нее был голос?

Она хмурится, потому что говорила о чем-то совсем другом – понятия не имею о чем. Может, как раз описывала голос позвонившей незнакомки.

– Голос? – переспрашивает она. – А-а. Ну, она говорила по-английски, и голос был такой, типично английский.

– Типично английский – а какой именно? «Вы не знаете девушку по имени Элла?» – я старательно подражаю голосу Фионы Блэк и ее акценту, совсем как у ведущих «Радио-4». И сразу жалею, что назвала свое настоящее имя. Свое вроде как настоящее имя.

– Нет. Это у тебя самой такой голос. А тот был скорее таким: «Вы не знаете девушку по имени Элла?» Нет. Тоже не так. Английский акцент был точно, но не такой, как у тебя.

Я сглатываю. Понятия не имею, как звучит голос моей биологической матери, но точно знаю, что она англичанка. А еще знаю, что она из Бирмингема, и попытка Жасмин воспроизвести ее акцент звучала именно так, как могла бы говорить уроженка Мидлендса. Ясно одно: если ее голос не был похож на мой, значит, это не Фиона Блэк.

Ни с того ни с сего я начинаю паниковать. Как мог человек, совершивший такие тяжкие преступления, как она, а потом полжизни просидевший в тюрьме, разыскать меня, как это сделал Кристиан?

Но если я не могу представить себе, как она это сделала, это еще не значит, что такое невозможно. Я ведь знаю, что она хотела встретиться со мной. Родители потому и утащили меня сюда, подальше от нее, и теперь я благодарна им за этот безумный план. Не знаю, что известно о моем исчезновении в Великобритании, но если ее юрист сумел связаться с Блэками, ей не составило труда выяснить, что я в Бразилии. Я же говорила Мишель, что звоню из-за границы. Ничего сложного.

Наверное, она меня ищет. Там самая женщина, которая заманила в ловушку пятерых ни в чем не повинных людей, которых мучали, а потом убили, вполне могла набрать тот самый номер и догадаться, кого надо спросить.

Лорен наклоняется к нам. Лорен, похожая на Эллу Блэк в обстановке фавелы, слушала наш разговор, сидя по другую сторону от Жасмин.

– Ах да, – говорит она, – я как раз собиралась тебе сказать: на звонок этой женщины ответила я. Она искала Эллу или Крисси. После того как приходил тот потрясный парень и спрашивал Крисси, а оказалось, что речь о тебе, я подумала, что и она тебя ищет, и спросила, может, ей нужна Джо.

Я смотрю на нее во все глаза.

– Когда она звонила?

Лорен в задумчивости прихватывает зубами прядь своих волос.

– Несколько дней назад. Извини, я правда собиралась сказать. В общем, она согласилась, что, наверное, имела в виду Джо. Говорила очень вежливо.

– Пожалуйста, скажи, что этого не было.

– Я просто пыталась помочь…

– Не вышло.

– Извини. Я же не знала.

Я встаю, наполненная Бэллой. Вся я – Бэлла. Долгое время я была Эллой-Бэллой. А теперь ненавижу Лорен. В эту минуту ненавижу ее больше, чем кого бы то ни было. Я не могу позволить себе сорваться здесь, при всех, но и видеть ее невыносимо.

– Ты понятия не имеешь, – выговариваю я ей, – ты не понимаешь, что натворила. Вообще. Охренеть, Лорен.

Хочу выпалить еще что-нибудь, но не могу: все, что придавало мне сил, выплеснулось в этом гневе, я раскалилась добела, в ушах звон, в глазах темнеет, от меня не остается ничего. Я больше так не могу. Чудовище найдет меня. Чудовище – часть меня. Чудовище идет.

Поворачиваюсь и бегу прочь. Вниз по лестнице, через еще один танцпол, мимо указателя к выходу. Перед уходом мне надо еще заплатить за выпитое, так что я отдаю какому-то человеку свою клубную карту вместе с деньгами за коктейли. И вылетаю на улицу, мчусь мимо очереди, не зная, куда мне деваться и что делать. Ясно одно: оставаться в школе английского мне больше нельзя. Надо бежать, пока она не явилась сюда.