Всё имеет свою цену

– Анни Линдберг Ханссон жила со своим отцом, который, если я правильно понимаю, читая между строк, является довольно странным в социальном аспекте типом, однако в этом нам в самом скором времени предстоит разобраться. Дом их стоит в Юнгсхуведе на отшибе неподалеку от церкви – фактически в той местности нет никого и ничего за исключением овец, водоема, этой самой церкви и маленькой усадьбы Линдберг Ханссонов. Это означает, что Анни приходилось ехать на велосипеде в полном одиночестве от остановки автобуса, где она выходила, и до самого своего дома. Трудно представить себе более удобный случай для нападения на юную девушку: мрак, полное безлюдье и фонарик велосипеда, который видно издалека.

– Что-то мне это дело все меньше и меньше нравится.

– Государство нам платит не за то, чтобы мы развлекались. Да, так на чем я закончил?.. Ну вот, уже поздно вечером отец ее заявил об исчезновении дочери, а потом – наутро – повторно. Были организованы поиски, однако местные полицейские, насколько я понимаю, не слишком себя утруждали, и это – еще мягко говоря.

– Но почему? Они что, ему не поверили?

– Да замолчишь ты, наконец? Это уже просто невыносимо! Все, попросту говоря, были убеждены, что дочка его скоро сама объявится, вероятнее всего, в Копенгагене. Дело в том, что вплоть до исчезновения они с отцом отчаянно скандалили: она хотела перебраться в город и жить – или, скорее, даже начать новую жизнь – именно там. Он же полагал, что после смерти год назад его супруги – соответственно, ее матери, – дочка просто обязана остаться дома и в той или иной степени заботиться о нем. Власти долгое время придерживались того мнения, что, покинув отца, Анни, таким образом, демонстрировала свое несогласие с ним, и что позже, когда она устроится, а отец свыкнется с ее отсутствием, девушка непременно даст о себе знать. И хотя папаша регулярно наведывался в полицию Нэстведа и Прэстё, его, откровенно говоря, стали просто игнорировать, а дело понемногу сошло на нет.

– Я буквально места себе не нахожу от злости, однако, разумеется, лишь потому, что подозреваю, чем все это кончилось. Действительно, ведь большинство из пропадающих бесследно молодых людей рано или поздно снова объявляются.

– Да, и слава богу, только вот Анни Линдберг Ханссон так и не объявилась – и полиция констатировала это слишком поздно, когда все следы давно уже остыли, если, конечно, они вообще были, в чем я лично очень сомневаюсь. К тому же никто так всерьез и не поверил в версию, что произошло некое преступление. В основном все склонны были думать, что она решила навсегда порвать всякие связи с родительским домом и, быть может, живет сейчас где-нибудь за границей. – Мы тоже можем на это надеяться.

– А сам-то ты в это веришь?

– К сожалению, нет – после того, как видел ее снимок и знаю, что Андреас Фалькенборг был где-то поблизости. Одному Господу известно, когда он купил этот летний домик в Тьёрнехувед – до или после того, как повстречался с ней.

– Кроме всего прочего, это то, что нам предстоит выяснить сегодня, но мне, откровенно говоря, кажется, что после. Это превосходно соотносится с прочими совершенными им убийствами – вполне очевидно, что он готов полностью изменить свое существование, лишь бы занять удобную по отношению к своей жертве позицию. Когда жертва уже имеется, он демонстрирует чрезвычайно целенаправленную активность – и это в совокупности с почти полной бездеятельностью в отношении… как бы точнее выразиться… поиска подходящей кандидатуры. Однозначно, нам понадобится психолог.

Некоторое время Поуль Троульсен раздумывал, затем осторожно сказал:

– Получается, если внешность женщин или их возраст ему не подходят, то для них он безопасен? Но если волосы у них черные, а сами они стройные, миловидные и обладают определенным типом лица, то он их убивает?

– Несомненно, все именно так и выглядит, однако, как я уже сказал, в этом деле нам не обойтись без психолога. – С каким бы удовольствием я прямо сейчас передал бы его тюремным властям.

– Сначала тебе придется убедить в этом судью, а возможно, и присяжных. И если нам удастся настолько продвинуться в этом деле, то содержать его наверняка будут в тюрьме Нюкёбинга [29] на Зеландии.

– Из-за него, между прочим, уволили двоих наших. Не пойми меня превратно, я знаю, что убийства – это намного, гораздо хуже, однако я не могу не злиться на него и за это тоже. Когда выяснилась вся правда, мне и самому было как-то не по себе, хотя я лишь косвенно был причастен к делу об убийстве в районе Стевнс Клинт. Тем не менее я так и не смог заставить себя прийти послушать твой комментарий в понедельник.

– Я едва не составил компанию тем двоим, уволенным. Ты это знаешь?

– Да знаю я, знаю. Просто, говоря об этом, я так неуклюже пытаюсь выяснить, как ты все это воспринимаешь.

– Если после Катерины Томсен он успел убить еще кого-то, то даже не знаю, что и сказать… Об этом боюсь даже подумать, ну а в остальном все идет своим чередом.