Всё имеет свою цену

Поуль Троульсен с неодобрением посмотрел на шефа, однако такой ответ не располагал к дальнейшим разговорам, так что он предпочел сосредоточить внимание на дороге. Конрад Симонсен между тем снова уткнулся в свои бумаги.

Час спустя они уже практически достигли цели своего путешествия. Поуль Троульсен коротко просигналил, чтобы привлечь внимание Арне Педерсена и Полины Берг, чей автомобиль продолжал двигаться прямо по шоссе, после чего свернул налево в сторону Юнгсхуведа. Плавные линии окружающего ландшафта радовали глаз, постепенно открывался восхитительный вид на Бёгестрёммен – извилистый пролив, разделяющий острова Зеландия и Мён. Минут через пять они затормозили перед въездом в небольшую крестьянскую усадьбу, прилепившуюся к расположенной на самом мысу юнгсхуведской церкви. Выйдя из машины, оба принялись осматриваться по сторонам, одновременно разминая затекшие за время поездки члены. Покрытые свежей белой штукатуркой стены двукрылого дома составляли яркий контраст с почерневшей от времени черепичной крышей, небольшой палисадник с парой старых живописных фруктовых деревьев был неухожен и зарос сорняками, веранду буйно увивал дикий плющ. Возвышавшаяся на заднем плане живая изгородь из побегов бука почти совсем заслоняла церковь. Конраду Симонсену вспомнились прочитанные в детстве книги о многочисленных стычках местных жителей и шведов именно здесь, у Юнгсхуведа, правда, он так и не понял, был ли то авторский вымысел или же данные события и вправду являлись одной из страниц истории страны. Поуль Троульсен уверенно заявил:

– В свое время, по-видимому, предки хозяина усадьбы получили свой надел из земель, принадлежавших церкви. – Наверняка. Слушайка, а как ты назвал этот дом, когда мы еще только подъезжали?

– «Замухрышистая фатера». Так говорил, помнится, еще мой отец – он был родом из Южной Ютландии.

– Никогда не слыхал такого выражения. Это что должно означать, что усадьба бедная?

– Да нет, вообще-то имеется в виду обычный крестьянский двор – ну, может, маленький, обветшалый, пришедший в упадок и кое-как отремонтированный. Просто в тех местах, откуда мой отец, так иногда говорили, не вкладывая в это понятие никакого особого смысла.

Возле дома их встретил мужчина лет шестидесяти с лишним; молча распахнув дверь, он жестом предложил им пройти внутрь. Следует отметить, что хозяин усадьбы выглядел даже старше своего настоящего возраста: лицо сморщенное, испещренное глубокими морщинами, глаза тусклые, слезящиеся, а одежда – в таком состоянии, что ее даже даром не взяли бы на реализацию ни в один магазин подержанных вещей. Мужчина провел гостей в комнату с низким потолком, где, несмотря на проникающие сюда сквозь окна лучи солнца, царил угрюмый полумрак, так что инспекторам потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к освещению. Предметы скудной обстановки не отличались новизной, однако заметно было, что в свое время стоила эта мебель немало и подбор ее вовсе не случаен. Усадив своих посетителей на диван у массивного дубового стола, хозяин устроился в кресле напротив. Все так же молча он заварил чай и, не спрашивая их согласия, поставил чашку перед каждым из гостей. Поблагодарив, они сделали по глотку, причем Конрад Симонсен вынужден был отметить, что чай на удивление вкусен. В дальнем торце стола стояли две фотографии, очевидно, специально помещенные туда применительно к ситуации. На первом снимке отец качал на качелях хохочущую пухлую девчушку в лётном комбинезоне, которая строила глазки в объектив не хуже какой-нибудь эстрадной дивы. На втором – угловатая тринадцатилетняя девица неуклюже балансировала на высоких каблуках, стоя перед зданием церкви, причем явно не той, с которой соседствовала усадьба. Позолоченные рамки обеих фотографий были до отвращения безвкусны. Проследив устремленный на них взгляд Конрада Симонсена, мужчина сказал:

– Я каждое утро просыпаюсь с мыслью о ней и каждый вечер оплакиваю ее, засыпая. Невозможно описать, как мне ее не хватает, ведь она была для меня единственным светлым пятном в жизни. Я поставил здесь эти снимки, поскольку считаю, что она имеет право присутствовать при нашем с вами разговоре.

– Да-да, само собой.

– Вот именно, само собой. В конце концов, это ведь мой дом, и именно я здесь решаю, где именно будут стоять мои вещи.

Конрад Симонсен примирительно заметил:

– В общем-то, мы и приехали как раз для того, чтобы выяснить, что же в действительности произошло с твоей дочерью.

Мужчина выудил из кармана несвежий носовой платок и промокнул им глаза.

– Вы ведь считаете, что ее убили, как тех двух девушек, о которых писали в газетах, не так ли?

– Почему ты так думаешь?

– Ну, конечно, ведь она была так похожа на них. Я же не слепой.

– Да, мы опасаемся, что она убита, хотя в настоящий момент не располагаем на данный счет никакой конкретной информацией.

– Все это время я был уверен, что она мертва, однако, надеюсь, что погибла она не так, как они.

– Мы тоже на это надеемся. Кроме того, советую тебе не верить всему, что пишут в газетах.