Всё имеет свою цену

– Для нашего психолога это, разумеется, лакомый кусок. Однако мне удалось откопать еще один бесценный факт: Элизабет Фалькенборг с маниакальным вниманием следила за тем, чтобы у всех служанок, попадавших к ним в дом, были коротко острижены ногти, и если девушки сами вовремя не успевали позаботиться об этом, хозяйка лично стригла их. Коронным номером, который Андреас Фалькенборг привык проделывать с раннего детства, было заявить, что служанка оцарапала его и с восторгом наблюдать за тем, как мать мигом хватается за свои ножницы.

Конрад Симонсен взглянул на часы – ясный знак для подчиненных, что им следует поторопиться – и проворчал:

– Что ж, надо сказать, постепенно начинает вырисовываться вся картина. А что там с соблазнением горничных?

Полина Берг захлопнула свой блокнот. Тут она вполне могла обойтись и без записей:

– Фалькенборг-старший принуждал их заниматься с ним сексом. По крайней мере, трех, хотя, может, и остальных тоже. Но по телефону они все крайне неохотно откровенничают, так что для полноты информации придется съездить и поговорить с ними лично. Может, и Агнету Бан он также совратил.

– О чем мы узнаем в понедельник, – закончил за нее Конрад Симонсен и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Глава 25

К своему удивлению, Полина Берг отметила, что обед в компании психолога доставляет ей истинное удовольствие. Фамилия молодого человека была Мадсен, что же касается имени, то он наотрез отказался его назвать. Э. Мадсен – большего добиться от него было невозможно. И к концу вечера фантазия девушки, придумывавшей все новые и новые варианты имен, начинающихся на «Э», стала иссякать. Когда подали десерт, она вспомнила еще два имени:

– Эберт или Эсбен?

– Лучше доедай свое мороженое и расскажи еще что-нибудь о себе.

– Но я угадала?

– Нет.

– Ни то ни другое?

– Ни то ни другое.

– А может, Эмерик?

– Черт возьми, ведь это не человеческое имя – прямо какая-то кличка для канарейки.

– Обещаю, что не буду смеяться.

– Все так говорят, а потом потешаются.

– Только не я. Я ни за что не буду над тобой издеваться. Клянусь всем святым!

– Ага, так я тебе и поверил. Ведь для тебя же нет ничего святого. Лучше скажи, о чем ты хотела меня спросить?

Полина Берг отложила ложечку.

– Слушай, ты действительно очень милый, но не могу же я общаться с мужчиной, которого приходится называть только по фамилии – Мадсен. Прямо как в какой-то пьесе XIX века. Ладно, давай колись, а потом – так и быть, задам тебе свой вопрос.

– Это неравноценный обмен, придумай что-нибудь получше.

– О’кей, тогда сможешь выбрать первый из фильмов, которые мы будем смотреть.

– Я и не знал, что мы будем что-то смотреть.

– Теперь знаешь. Я просто обожаю ходить в кино. Выберем какой-нибудь вечер на будущей неделе или, может, в воскресенье, а детали оговорим позже. Итак, давай, выкладывай!

– Ладно уж. Видишь ли, родители мои были хиппи, и я у них родился в тот период, когда они жили в большой компании своих единомышленников. Вот меня и назвали в честь одного из их тогдашних кумиров. Знаешь, кто такой Че Гевара?

– Тот, что на футболках?

– Ха, слышали бы они это! Точно, тот, что на футболках.

– Ну и что с ним?

– Нас с ним зовут одинаково – Эрнесто.

Во взгляде Полины Берг застыло недоверие.

– Тебя зовут Эрнесто? Эрнесто Мадсен?

– Как это ни прискорбно.

Глаза девушки подозрительно блеснули.

– Ну и что, не так уж и страшно.

Полине почти удалось окончить эту фразу, однако именно – почти. Ее выдало предательское фырканье. В следующее мгновение раздался отчаянный хохот. Перегнувшись через стол, она взяла своего спутника за руки, как будто моля о пощаде. Смех, однако, был столь заразителен, что молодой человек не выдержал и также весело рассмеялся; даже сидевшая за соседним столиком пара, не зная в чем дело, заулыбалась.

– Эрнесто Мадсен! Просто ужас какой-то! Господи, как же мне тебя жалко.

– Спасибо за откровенность. Правда, знаешь, от «Полины» я тоже не в восторге.

Лишь за кофе девушка пришла в себя настолько, что смогла наконец задать свой вопрос.

– Что касается Андреаса Фалькенборга, я тут подумала… Помнишь, Симон спросил тебя, считаешь ли ты, что он сознается, когда мы начнем его допрашивать?

– Разумеется, помню. Ты что, считаешь, у меня склероз? Я даже помню, что никакого внятного ответа так и не дал. – Да-да, я этого тоже не забыла, но… А что, если кто-то из ведущих дорос, будет выглядеть так же, как его жертва? Я имею в виду, если в допросе будет участвовать женщина, похожая на тех, которых он убивал. Ну, в общем, того самого типа, понимаешь?

– И откуда вы такую возьмете?

Полина Берг подумала, что он, несомненно, гораздо лучше умеет заглядывать в глубину человеческих душ, чем оценивать внешность людей. Правда, в данном конкретном случае в этом был и свой положительный момент: по крайней мере, ей не придется тратить время на убеждения и всевозможные заверения.

– Все это я так, чисто теоретически. А что, разве невозможно себе представить, что у нас есть такая?

Некоторое время он размышлял, затем с явным сомнением в голосе заговорил: