Вспаханное поле

тростниковой водки и поставил все это на стол.

—      Жаль мне Панчо — такая беда, — сказал дон Бени¬

то, пододвигая стакан соседу. — Я его уважаю: он серьез¬

ный и честный парень. И, кроме того, такой сообразитель¬

ный, смышленый.

—      Согласен с тобой, — проговорил дон Томас.

Дон Бенито в один прием осушил стакан, откашлялся

и продолжал:

—      Его учить — одно удовольствие: все схватывает на

лету.

Фермер начал догадываться, в чем дело. Он с напря¬

женным вниманием, но ничем не выдавая своего нетерпе¬

ния, слушал учителя.

—      Когда он в первый раз приехал ко мне и попросил,

чтобы я с ним занимался, я решил, что с ним будет мно¬

го возни. Мне думалось, что ему быстро надоест и он бро¬

сит это дело. Но ничуть не бывало. Он парень упорный,

из тех, кто, если уж заберет себе что-нибудь в голову, не

успокоится, пока не добьется своего.

—      Совершенно верно, этим он мне и нравится, — под¬

твердил дон Томас, по-прежнему остерегаясь проявлять

чрезмерный интерес к этой теме.

Однако, снедаемый любопытством, он не удержался и

посмотрел на бумагу, которую Панчо оставил на столе.

Дон Бенито перехватил этот взгляд и сказал, гордясь ус¬

пехами своего ученика:

—      Взгляни-ка, как он царапает. Скоро навострится и

сможет писать письма, а этого он и хочет.

Дон Томас с минуту поколебался, но, желая развеять

подозрения Энкарнасьон, питавшиеся ее неприязнью к

144

Панчо, взял со стола бумагу. Сначала он ничего не мог

разобрать. Потом различил каракули, нацарапанные не то

рукой ребенка, не то грубой рукой труженика, привыкшей

сжимать рукоятку плуга. Однако эти каракули были бук¬

вами, пусть кривыми и дрожащими. И эти буквы состав¬

ляли имя: ЭЛЕНА. Дон Томас медленно сложил листок

и спрятал его в карман, потом дрожащей рукой поднял

стакан, осушил его и прокашлялся — от водки запершило

в горле. На глаза навернулись слезы — наверное, тоже

от водки.

—      Мне пора ехать, — сказал он. — Энкарне вечно ме¬

рещатся всякие ужасы, и, если я задержусь, ей бог знает

что взбредет в голову. Ох, уж эти мне женщины!

Он направился к двери, но, прежде чем выйти, обер¬

нулся и произнес с широкой улыбкой:

—      Да, что верно, то верно: Панчо — парень упорный,

он своего добьется.

Он сказал это, думая об Элене.

Подходя к двери дома тетки Эстер, Эмилио всякий раз

испытывал непреодолимую робость. С его лица сбегала са¬

модовольная улыбка, так раздражавшая Панчо, и он блед¬

нел. Посмотрев на дверной молоток — искусно отлитую

женскую ручку, которая напоминала ему руку Эстер,—

он, набравшись духу, стучал, и его удары всегда отдава¬

лись в комнатах громче, чем он рассчитывал. Обычно про¬

ходило минуты две-три, прежде чем ему открывали — Эле¬

на или ее тетка, но не Эстер. Если это была Элена, он чув¬

ствовал себя свободнее и даже улыбался, но, когда его

встречала тетка, держался серьезно, почти натянуто, от¬

вечая холодностью на ее чопорную вежливость, хотя пре¬

красно знал, что она лишь напускает на себя строгость в

обращении с ним. На самом деле она его уважала и счита¬

ла хорошей партией для племянницы, но ее угнетала обя¬

занность опекать девушек и ставили в затруднительное

положение просьбы Эстер не сообщать родителям о ее ро¬

мане с землемером.

—      Проходите, Эстер сейчас выйдет: она одевается.

Хозяйка неизменно встречала его этими словами. Эми¬

лио вошел в прихожую и по галерее, уставленной горшка¬

ми с папоротником, фикусами и геранью, прошел в столо¬

вую, служившую также гостиной. Там он застал Элену;

сидя за столом, она выполняла практические работы. На

*|Q Э Л Кастро      145

другом краю стола лежали книги и тетради, впопыхах бро¬

шенные Эстер, убежавшей, как только раздался стук двер¬

ного молотка. Тетка, прежде чем уйти, пододвинула Эми¬

лио стул.

—      А вы все занимаетесь, Элена?—сказал он, чтобы

услышать собственный голос и вновь обрести свою обыч¬

ную непринужденность.

Эмилио было приятно поговорить с девушкой, всегда

ровной и приветливой; это скрашивало ему ожидание и

действовало на него успокоительно.

—      ЧехМ раньше я кончу курс, тем скорее вернусь на

ферму, — с улыбкой ответила она.

—      Все о Панчо думаете?

—      Конечно!.. И о родителях, разумеется.

Эмилио была по сердцу кроткая нежность Элены и ее

беззаветная преданность любимому человеку — как раз эти

черты ему хотелось бы видеть в Эстер. Он никак не думал,

что легкий флирт, начатый на ферме дона Томаса, превра¬

тится в страсть, которая, обезоруживая его, заставляла во

всем уступать невесте.

—      Обидно столько учиться, чтобы потом похоронить

себя в деревне, — заметил он.

—      Почему похоронить? — удивленно спросила Эле¬

на. — В деревне тоже живут люди. Можно подумать, что

вашими устами говорит моя сестра.

Эмилио про себя признался, что так оно и есть.

Он повторил слова Эстер, и это было с ним не в первый

раз.

—      Меня перевели на другую должность, и мне не при¬

дется больше выезжать в поле, — сказал он с горечью. —

Меня назначили в плановый отдел.

—      Вам нравится эта должность?

Силясь придать своему лицу безразличное выраже¬

ние, юноша ответил:

—      По совести говоря, мне все равно, но Эстер будет

рада, и этого достаточно.