Вспаханное поле

в Вильялобосе есть мастерская Эрнандеса. Это—хороший

206

механик и мой большой друг. Возможно, ему нужен уче¬

ник, и, если хотите, я за вас похлопочу.

Поборов волнение и позабыв о дороге, Мануэль обер¬

нулся.

—      Ия буду учеником в мастерской?

—      Да ведь это только на первое время, пока вы не ос¬

воите моторов. Я тоже, когда ушел с фермы, для начала

поступил к нему, а через три месяца стал шофером. Эта

работа мне по душе. По крайней мере ты ни от кого не

зависишь и не сидишь на одном месте.

Они въехали в небольшое селение и остановились, что¬

бы залить воду в радиатор и перекусить. До Вильялобоса

было уже недалеко. Шофер сел за руль, а Мануэль на свое

место, и они двинулись дальше. Маноло задумчиво молчал.

Путешествие близилось к концу.

К ночи он доберется до фермы, а с завтрашнего утра

снова заживет, как раньше. Впрочем, может быть, и не как

раньше. Обычное течение его жизни прервала эта поездка,

и ему будет трудно ее забыть. Теперь ему казалось, что

время, которое он провел вне фермы, пролетело как один

миг. Приходит конец его свободе.

Еще до наступления темноты они прибыли в Вильяло¬

бос. Авелино не дожидаясь напоминаний, заехал к Эрнан¬

десу. Радушный прием, который им был оказан, не остав¬

лял сомнения в том, что механик и шофер — действительно

добрые друзья.

Хотя Мануэль ни о чем не просил и ничего не обещал,

Эрнандес предложил ему место ученика. Потом Авелино

отвез Маноло на ферму и, только высадив его у самого

частокола, поехал дальше, в Буэнос-Айрес.

Мануэль со связкой книг в руке медленно направился

к дому. Возвращение не радовало его, им овладели скука

и равнодушие. Очертания строений расплывались в сумер¬

ках. В поле никого не было. Из трубы подымался дымок —

видно, готовили ужин. Собака с лаем выбежала навстречу

Мануэлю. Пабло показался в дверях сарая и помахал ему

рукой. Вслед за ним появилась Хулия, которая тут же

скрылась — очевидно, пошла сообщить матери о его приез¬

де. Все это нисколько не обрадовало и не взволновало Ма¬

нуэля. Он пересек двор и уже хотел было войти в кухню,

но передумал, решив сначала отнести к себе в комнату

привезенные книги. Он не видел отца, который, стоя воз¬

ле колодца, наблюдал за ним и, заметив в руке сына книги.

207

раздраженно поморщился. Маноло был всецело поглощен

мыслями о поездке; у него было такое чувство, будто

он, как птица, вырвался из клетки, а теперь его снова са¬

жают туда.

Сеферино не стал жить на ферме. Он без труда нашел

себе жилье в одном ранчо поблизости от селения. Острый

приступ ревматизма прошел, и он мог навещать старых дру¬

зей. Денег у него не было, а ему нужна была лошадь, что¬

бы ездить куда вздумается, как он привык. Но оказалось,

что не только он был на мели. Поэтому ему пришлось до¬

вольствоваться брошенной хозяином жалкой клячей, кото¬

рую он нашел на каком-то выгоне. Сеферино с редким тер¬

пением ухаживал за ней, смазывал потертости, подстригал

гриву, и вид у нее стал несколько лучше, хотя резвости не

прибавилось. Но как-никак это была лошадь, и он разъ¬

езжал на ней, когда чувствовал себя сносно. Покорившись

судьбе, он даже считал, что эта старая кляча как раз под

стать его костюму. Он уже не носил, как в былые времена,

ни сапог, ни сомбреро с заломленными полями, ни пояса,

блиставшего серебром, ни звенящих шпор. На нем был те¬

перь берет, а вместо сапог альпаргаты, и он пятками подго¬

нял лошадь, когда его отпускали ревматические боли.

И все-таки он предпочитал ездить верхом даже на такой

кляче, но не ходить пешком.

Клотильда вернулась работать на ферму. Однако и те¬

перь она не знала покоя. Она была рада, что Сеферино при

ней, но радость эта не была безмятежной. Клотильда стра¬

дала, когда Сеферино мучил ревматизм и он не мог дви¬

гаться, но, когда ему становилось легче и он ездил с ран¬

чо на ранчо, возобновляя старые знакомства, она тоже не

находила себе места. Как это ни странно, теперь, в старо¬

сти, ее терзала ревность — ревность к прошлому. В былые

времена до нее доходили слухи о любовных похождениях

Сеферино, а память у нее была по-прежнему ясной, и,

когда объездчик в конце недели приезжал на ферму сме¬

нить белье или дать ей починить одежду, она подвергала

его строгому допросу:

—      Где ты шатался?

Сеферино, ни о чем не подозревая, откровенно призна¬

вался:

—      Где я только не был! В понедельник ездил к Бар-

рейро, в четверг — к Кардосо. Вчера сидел дома — кости

ломило, а сегодня вот приехал сюда.

208

—      Говоришь, ездил к Кардосо? А не врешь? —вспы¬

хивала она.— Может, это он к тебе приезжал? Может, его

послала эта сука, его жена?

—      Да нет же, я сам их навестил,— отвечал он, удив¬

ленный ее тоном.

—      Думаешь, я не знаю, что раньше Кардосо не гну¬

шался быть сводником для собственной жены и, привозя

тебя на свое ранчо, оставлял с ней наедине?

Сеферино от души смеялся над давно забытым приклю¬

чением, о котором она напомнила ему, и над ее запоздалой

ревностью.

—      Какая муха тебя укусила?.. Нашла о чем говорить,

ведь ты уже старуха, а я совсем развалина! Теперь для

меня нет других женщин, кроме тебя.

Но ему не удавалось отогнать от нее отравленные рев¬