Вспомни меня. Книга 2

К тому моменту, когда запечённая картошка приготовилась, у опытной Цыпы собралась куча, которую той едва ли удастся донести. А вот у меня – только половина рюкзака.

– Подождёшь, пока я нарою ещё чуть-чуть? – спрашиваю её.

– Нароем вместе. И всё, что уже добыли – всё общее.

Вздохнув, я напоминаю ей:

– Не уверена, что Альфа согласится с этим социализмом.

– Мне всё равно, – пожимает она плечами. – У него на всё свой взгляд, и он прав. Пусть делает то, что считает правильным, я мешать ему не стану. А всю картошку, – кивает она на огромную свою кучу, – я сама всё равно не съем. И не утащу с собой. Поэтому, съедим её вместе? – с улыбкой подмигивает мне она.

От её дружелюбия я почему-то снова покрываюсь мурашками. Слова у неё прямо медовые, а рассуждения болезненно для меня правильные. Болезненно, потому что я не должна ей доверять – все предыдущие месяцы просто вопят об этом.

Я изо всех сил стараюсь рыть картошку быстрее, потому что солнце совсем потускнело – приближается вечер, и потому что всё внутри меня печёт, беспокоится, съедает тревогой. Мне до слёз сильно хочется обратно к маяку, залететь в комнату, с разбегу воткнуться носом Альфе в грудь и ждать, пока его руки заключат в кольцо безопасности и покоя.

Снова тень и снова мой страх, моя мгновенная реакция, я отпрыгиваю в сторону, а камень в меня. К счастью, мне и тут удаётся вывернуться, и он приземляется около моих ног, отскакивает, ударив по ступне.

Я взвизгиваю от боли, а Цыпа орёт:

– Да что с тобой сегодня такое? Ты совсем ополоумела? Зачем дёрнулась? Сидела бы на месте, камень ударил бы, куда ему и положено было ударить, а не в тебя!

Я не верю в совпадения. Вначале костёр, потом дважды камень, вернее, увесистая, четырёхконечная черепичина. Одного удара такой по моей голове хватило бы. Повторять бы даже не пришлось. Я больше не верю в дружбу. Всё, что у меня осталось – это тяга к человеку, которому я уже несколько дней вру. Вру своим молчанием.

– Всё, сворачиваемся, – объявляю я Цыпе, – засовывая последние картошки в свой рюкзак.

– Ты ж не наполнила его ещё… – как-то тускло и с недоверием напоминает она.

– Ничего, мне хватит.

Я намеренно не говорю «нам с Альфой», намеренно вовремя проглатываю его имя, сама ещё до конца не понимая, почему.

Обратно мы действительно успеваем дойти засветло, и я понимаю, что есть и хорошие новости – за дни дождя и практически беспробудного сна я окрепла настолько, что способна за пару часов преодолеть расстояние, на которое всего неделю назад у меня ушёл целый световой день. Не удивительно, что Альфа принял решение остановиться и подождать, пока я выздоровею окончательно. Хотя «окончательно» – это слишком оптимистичное слово: меня всё ещё временами одолевает приступообразный кашель, особенно, когда я устаю, когда быстро иду или поднимаюсь по лестнице.

Вот как сейчас. Закашлявшись, я краешком сознания успеваю подумать о своей уязвимости на лестнице, ведущей так высоко, что можно разбиться, и которая оснащена всего лишь несколькими страховочными прутами для относительной безопасности. Они не столько удержат тебя при падении, сколько дадут шанс ухватиться и не грохнуться сразу, а повисеть ещё какое-то время.

Эта лестница, пожалуй, самое опасное место всего маяка. Даже в окно выпасть сложно – слишком высоко оно сделано, успеваю я подумать и вцепляюсь крепче в поручни.

Позади меня слышится негромкий удар, и сразу за ним Цыпа налетает на меня всем свои весом. Она, вообще-то, некрупная, и я легко бы удержалась, но вот её рюкзак… в нём, наверное, килограммов двадцать или даже тридцать веса, а вместе с Цыпой это слишком много. Мои колени подгибаются, локти не выдерживают, и я легко соскальзываю с лестницы, как несколько дней назад обручальное кольцо с моего безымянного пальца.

Я говорю себе: спокойно, здесь не так уж и высоко, даже если сорвусь – максимум сломаю руку. Главное, не падать головой вниз.

Но когда Цыпа проваливается в дыру между поручнями вместе со мной и висит на одной руке – вот-вот рухнет – мне внезапно становится по-настоящему страшно. Если и был хоть махонький шанс, что она вытащит меня, то теперь и его нет.

Первое, что приходит на ум – это сбросить рюкзак с картошкой.

– Рюкзак сбрасывай! – подсказываю я Цыпе и ухватываюсь второй рукой за поручень. Если бы всё это случилось до болезни, мне бы точно хватило сил подтянуться и вылезти, но теперь…

Легко сказать, сбрасывай, когда лямки впились в плечи намертво. Можно, конечно, отпустить одну руку и рюкзак свалится сам, но хватит ли мне сил, чтобы удержаться на одной руке? И как же нас угораздило вот так глупо сорваться?

Внезапно лестница начинает сотрясаться под чьими-то увесистыми шагами. Когда я вижу прямо над собой Альфу, у меня сердце даже заходится от радости. Он без единого звука протягивает обе свои руки, но не ко мне, а к лямкам рюкзака и уже через мгновение с моих плеч исчезает тяжесть, и ещё через мгновение вокруг моих запястий замыкаются два замка.

– Отпускай, – спокойно приказывает он.