Вспомнить всё

– Доктор, – сипло, отрывисто заговорил Купертино, – похоже, что-то неладно: я не знаю, где работаю, хотя прежде – надо думать, еще вчера – наверняка это знал. Разве я не хожу на работу четыре дня в неделю, как все остальные?

– Разумеется, ходите, – хладнокровно подтвердил Акопян, – а работаете в одной из оклендских компаний, в «Триплан Индастриз, Инкорпорейтед», на авеню Сан-Пабло, неподалеку от Двадцать Первой улицы. Точный адрес найдете в видеофонном справочнике, но… мой вам совет: ложитесь-ка лучше спать. Отдохните. Вы провели на ногах целую ночь и в результате, естественно, серьезно переутомлены.

– А что, если система бредовых идей вскоре посыплется, теряя кусок за куском, все крупнее и крупнее? – пробормотал Купертино. – Приятного тут, знаете ли, мало!

Пропажа одной-единственной детали – и то перепугала его до полусмерти: казалось, с ней он утратил – ни много ни мало – частицу самого себя. Забыв, где работает, Джон Купертино словно бы в один миг отделился, наглухо обособился от всего человечества… а сколько еще может взять и забыться так же легко? Хотя, возможно, Акопян прав: все дело в переутомлении. Староват он, чтобы не спать ночи напролет, как еще десять лет назад, когда и ему, и Кэрол подобные эскапады были вполне по силам…

Все это означало, что ему просто не хочется расставаться с системой бредовых идей, не хочется, чтобы она рассыпалась на глазах. В конце концов, человек есть его мир – без окружающего мира не существует и личности.

– Доктор, – спросил он, – нельзя ли увидеться с вами сегодня вечером?

– Но мы ведь виделись совсем недавно, – напомнил доктор Акопян. – Для повторного приема несколько рановато. Потерпите до конца недели, а между тем…

– Я, кажется, понял, каким образом поддерживается система бредовых идей, – перебил его Купертино. – При помощи ежедневных доз фрогедадрина, орально, с едой. Возможно, отправившись в Лос-Анджелес, я пропустил дозу, чем и объясняется исчезновение одного из сегментов системы, а может, причина, как вы говорите, в переутомлении… однако и то и другое в равной мере подтверждает мою правоту: все вокруг – действительно система бредовых идей, и мне больше не требуется ни результат анализа крови, ни помощь языковедов из Калифорнийского Университета. Кэрол мертва, о чем вам прекрасно известно. Вы – мой лечащий психиатр, находимся мы на Ганимеде, и меня уже три с лишним года держат под стражей. Разве в действительности все обстоит не так?

На этом Купертино умолк, ожидая ответа, но Акопян молчал. Мало этого, на лице доктора по-прежнему не отражалось ни малейших волнений.

– И ни в какой Лос-Анджелес я не ездил, – продолжал Купертино. – На самом деле меня, скорее всего, держат в относительно тесном пространстве, а вся моя свобода передвижения опять-таки иллюзорна. И с Кэрол я утром не виделся… верно?

– Что значит «результат анализа крови»? – неторопливо, рассудительно, с легкой улыбкой заговорил Акопян. – Что натолкнуло вас на мысль об анализе крови? Джон, если все вокруг есть система бредовых идей, результат анализа крови тоже окажется иллюзорным, и что тогда с него толку?

Вот это Купертино в голову не приходило. Ошеломленный, он умолк, не в силах ответить ни слова.

– И амбулаторная карта, присланная по вашей просьбе доктором Грином, а по получении отправленная для анализа в Калифорнийский Университет в таком случае тоже иллюзия, – неумолимо продолжал Акопян. – А если так, каким образом их выводы…

– А вот об этом вы, доктор, узнать не могли никак, – перебил его Купертино. – О моем разговоре с доктором Грином, о просьбе прислать для ознакомления амбулаторную карту и о ее получении – да, вполне, от того же доктора Грина, но о моем обращении в университет с просьбой проанализировать текст вам знать неоткуда. Прошу прощения, доктор, но ваша система противоречит собственной внутренней логике, что неопровержимо доказывает ее ирреальность. Вам слишком многое обо мне известно, а я… а я, кажется, уже знаю, как подтвердить мои доводы окончательно и бесповоротно.

– И как же? – неожиданно холодно, настороженно полюбопытствовал Акопян.

– Вернуться в Лос-Анджелес и застрелить Кэрол снова.

– Боже правый, как вам только…

– Та, что погибла три с лишним года назад, умереть во второй раз не может. Таким образом, убить ее я не смогу, – пояснил Купертино и потянулся к рычагу аппарата с намерением прервать разговор.

– Постойте, – зачастил Акопян. – Послушайте, Купертино, я звоню в полицию! Вы не оставляете мне иного выхода. Я не могу допустить, чтоб вы отправились туда и хладнокровно убили эту женщину на самом де… то есть во второй раз покусились на ее жизнь! – осекшись на полуслове, поправился он. – Хорошо, Купертино, признаю, признаю: ряд обстоятельств от вас сочли нужным скрыть. До определенной степени вы правы, это не Терра, а Ганимед.

– Так-так, – хмыкнул Купертино, убрав руку от рычага.