Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Самочувствие было прескверное, с трудом сделал я часть телефонных звонков, говорить ни о чем не хотелось… А вокруг меня кипела работа. Конечно! Ведь для заинтересованного взгляда в служебном рвении, проявляемом в столь драматической ситуации, не могла не угадываться лояльность к будущему режиму (начальство фонда – почти сплошь выходцы из партийной номенклатуры).

К счастью, была и другая реакция на происходящее. В бухгалтерии, куда зашел по делу, я узнал, что Ельцин еще не арестован и даже, более того, около полудня выступал с танка у здания Российского парламента на Краснопресненской набережной.

Так что обедать домой я поехал уже несколько приободренный. По набережной с грохотом шла сплошная колонна гусеничных машин, я еще не знал, что это и есть БТРы. Запомнились бесстрастные лица солдат, в большинстве своем это были ребята из Средней Азии. Я никак не мог догнать голову колонны, а мне вскоре предстояло повернуть направо. Но, поравнявшись со светофором на 1-й Фрунзенской, я увидел, что вся военная техника с оглушительным скрежетом вливается в эту сравнительно узкую улицу, окружая здание Штаба сухопутных войск, «Пентагона», как называют его окрестные жители. Дальше путь был свободен…

Во второй половине дня я не долго пробыл на работе: на месте не сиделось, хотелось увидеть воочию, что делается на Краснопресненской набережной, и, наконец, я отправился туда.

Выйдя из метро на «Баррикадной», я влился в поток студентов, несших наскоро написанные лозунги: «Фашизм не пройдет!», «Долой хунту!» и т. п. За нами следом тянулся ручеек людей, направлявшихся туда же, к зданию Российского парламента, так называемому Белому дому. По дороге я хотел позвонить жене, чтобы она знала, где я нахожусь, на случай непредвиденных обстоятельств, но все телефоны-автоматы в округе были заняты, возле них образовались очереди: люди передавали информацию знакомым и близким.

У самого здания со стороны парка собирались группки людей. С длинного, идущего вдоль всего второго этажа балкона обращались к собравшимся политические и общественные деятели. Вдруг в микрофон объявили, что будет выступать Председатель Российского правительства Иван Степанович Силаев… Голос его был взволнованным, но он старался не терять самообладания. Подчеркнул, что у путчистов, совершивших государственный переворот, автоматы и вся военная техника, включая танки, а у защитников Белого дома нет оружия, вся надежда на моральную поддержку москвичей.

В толпе люди переговаривались в паузах между выступлениями ораторов, обсуждали случившееся. Молодой человек, стоявший рядом, спросил, долго ли, по моему мнению, продержатся у власти путчисты. Я ответил, что считаю происшедшее агонией коммунистической системы, что система обречена, но ее окончательный крах теперь может быть отсрочен на два-три года…

По дороге домой дозвонился наконец до жены, сказал, что вечером думаю опять идти сюда…