Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

А в отделе царила рабочая атмосфера. Сотрудники делали вид, что политические потрясения их не касаются. Как ни в чем не бывало раскатывался под особняковыми сводами медоточивый голосок эксперта Ведерниковой, подвизавшейся на ниве православия. Ах, как она была увлечена работой! А в это время, как потом стало известно из газет, председатель фонда академик Лихачев выступал в защиту демократии на Дворцовой площади! Но академик находился в Петербурге, а фонд в Москве, и атмосферу в нем создавал не он, а бывшие партийные функционеры…

В седьмом часу, возвращаясь домой на метро, я заметил из окна вагона группы людей вокруг расклеенных на перроне станции листовок. Никто не разгонял читающих, не срывал воззваний. Для первых дней переворота это выглядело странным и вселяло определенные надежды. Создавалось впечатление, что путчисты совершенно не контролируют ситуацию…

Зато дома ждала не очень приятная новость: подруга сообщила Ире по телефону, что сегодня ночью намечен штурм Белого дома. Радиостанция «Эхо Москвы», сумевшая в этот день несколько раз выйти в эфир, звала всех на Краснопресненскую набережную. Радио же, контролируемое путчистами, напротив, передало сообщение о введении в Москве с 23 часов комендантского часа. Ира категорически отказалась остаться дома и заявила, что пойдет вместе со мной. Мы созвонились с Аликом и Милой Шор, они тоже собрались к Белому дому. Договорились встретиться в 22 часа на Баррикадной.

Ночь с 20 на 21 августа

Эскалатор, работающий на выход, несмотря на поздний час, был переполнен, как в дни митингов и массовых гуляний. Правда, многие ехали с рюкзаками и в теплой одежде, напоминая любителей подледного лова рыбы. Вниз по параллельному эскалатору тоже спускалось немало людей, некоторые выкрикивали последние новости типа: «Павлов заболел», «Язов подал в отставку»… И хотя потом выяснилось, что это не соответствовало действительности, в тот момент в душе зарождалась надежда на скорое падение хунты, впрочем, эта надежда так же быстро исчезала…

На улице встретил дождь. Народу было много, очень много. Пространство перед высотным зданием со стороны метро было заполнено людьми: большая часть из них шла к Белому дому, меньшая – возвращалась оттуда. Мы пошли проходными дворами, чтобы сократить путь. Молодые ребята тащили металлические балки и арматуру для баррикад. Белый дом уже был окружен баррикадами, за ними сновали люди, правда, народу было значительно меньше, чем днем на митинге.

Шагая в толпе, мы дошли до моста, повернули обратно. Все были под зонтами, в капюшонах. Со стороны парка, как и днем, работали громкоговорители. Мы пошли туда. Проход через баррикады был оставлен только в одном месте, сквозь него люди пробирались цепочкой, в затылок впереди идущему. Шел очередной митинг, работала радиостанция Белого дома, собранная какими-то умельцами…

Через некоторое время наши друзья решили возвращаться домой: Мила неважно себя чувствовала, Алику завтра рано утром нужно было куда-то ехать по работе. Уходя, они оставили нам какие-то бутерброды, взятые ими на всякий случай…

Дождь лил не переставая, все стояли под зонтами, так близко друг к другу, что зонты соприкасались краями, налезая один на другой, образуя сплошные поля над взволнованной толпой. Выступления ораторов чередовались с сообщениями радиостанции. Прямо перед нами стояли два крупных мужчины средних лет с хорошей выправкой. Я обратился было к ним с каким-то вопросом, но что-то меня остановило. Один из них посмотрел на меня не очень дружелюбно, другой холодно улыбнулся. Через некоторое время я услышал, как один из них сказал другому: «У них есть только эта ночь, завтра будет поздно!» Думаю, фраза эта относилась к путчистам, но произнесена она была с некоторой отстраненностью от происходящего. По радио предупреждали, что в толпе немало КГБэшников, возможно, эти двое были из их числа…

Около полуночи было объявлено, что в связи с введением в Москве комендантского часа уходить от Белого дома небезопасно. Хотя мы и так не собирались уходить, вопрос теперь оказался для нас окончательно решенным: мы оставались до утра…

К часу ночи стало ощущаться все возрастающее напряжение. Вокруг заговорили о том, что штурм якобы назначен именно на это время.