Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Незаметно засерел рассвет, никто не заметил, когда кончился дождь. Из Белого дома выносили картонные коробки с вареной колбасой и хлебом («на халяву», как сказал кто-то из стоящих рядом). Живущие в соседних домах несли термосы и даже чайники с горячим чаем… Особым вниманием пользовались танкисты, перешедшие накануне на сторону Белого дома, – два танка мне было хорошо видно с того места, где мы стояли…

По радио передавали, что в эту ночь вместе с нами «стоят» в Петербурге, Иркутске, Туле, Екатеринбурге (тогда еще Свердловске). Ночью со стороны реки прибыли речники Московского пароходства с предложением в случае необходимости использовать их суда. В некоторых городах готовы были к вылету в Москву группы воинов-афганцев, курсантов военных и милицейских училищ – все они хотели защищать Белый дом. А потом пошли сообщения о переходе под командование президента России армейских подразделений, соединений морского флота.

С приближением утра зазвучали призывы не расходиться всем сразу, потому что именно в этот момент и может произойти атака. Но, несмотря на эти предупреждения, около шести народ начал дружно уходить. Мы с Ирой решили остаться до того времени, когда город полностью оживет после ночи: заработает городской транспорт, появятся пешеходы – все это сделает военную провокацию менее вероятной.

Около семи утра была пережита еще одна тревога, оказавшаяся последней: вдруг объявили, что со стороны Рочдельской улицы (прямо перед нами) вот-вот появятся танки. Все оставшиеся в этой части площади, взявшись под руки, образовали живую цепь. К счастью, тревога оказалась ложной…

Вскоре и мы покинули площадь. Уже полностью рассвело. Снова накрапывал дождь.

21 августа, среда

Дома, включив радио, убедились, что путчисты все еще контролируют эфир: передавалось запрещение на прибытие в Москву курсантов военных училищ и школ МВД. Созвонились с Майей Аксеновой. Она, как оказалось, целый вечер звонила нам и только потом поняла, что мы ушли «туда». Договорились, что вечером зайдем к ней. В фонде культуры, как и накануне, сохранялась рабочая обстановка. Распространяться о том, как я провел ночь, не было желания. Я пытался делать какие-то текущие дела. В частности, позвонил в Белгород, председателю областного Пушкинского общества художнику Косенкову, но не застал его ни в мастерской, ни дома. Поговорил с его женой. Она интересовалась, как развиваются события в Москве. Я коротко рассказал ей о прошедшей ночи, об ожидании штурма Белого дома. Она с воодушевлением говорила о том, что провинция болеет за нас, надеется на стойкость москвичей, верит в нашу победу…

Днем, обедая дома, видел кусочки репортажа о заседании Верховного Совета России. Путч безоговорочно осуждался. Решался вопрос, кому лететь в Форос к Горбачеву вместе с председателем КГБ Крючковым. Депутаты возражали против вылета Ельцина, опасаясь провокаций со стороны путчистов.

После обеденного перерыва на работе пробыл недолго. Голова была тяжелая, хотелось спать – сказывалась бессонная ночь. Около трех дня я вышел из фонда и направился к Арбату – сначала по бульвару, потом перешел на противоположную сторону. Напротив памятника Гоголю, у троллейбусной остановки, вдруг притормозило такси; пассажир, высунувшись с переднего сиденья в окно, что-то радостно кричал. Я успел только разобрать что-то об аресте путчистов. Люди из очереди на троллейбус подтвердили, что об этом уже передавали по радио. Потом оказалось, что информация была неточной. Путчисты панически бежали из Москвы в аэропорт Внуково, чтобы вылететь в Форос к Горбачеву, но они еще не были арестованы… А я в тот момент не мог поверить услышанному, все в душе ликовало! Первый раз в жизни (на 53-м году) я испытывал радость по поводу происходящих в стране событий, ход этих событий впервые совпадал с моими желаниями…

Вечером перед визитом к Майе мы решили еще раз побывать у Белого дома. Эта поездка нас разочаровала. Здесь была совсем иная атмосфера, иные люди: в основном молодежь, жесткие, порой грубые ребята. Нас не пустили за ограждения, а нам хотелось еще раз побывать на том месте, где мы провели минувшую ночь. Я решил обмануть охрану и пробраться кустами, слева от заграждения. Но и там нас перехватили два молодца. Они готовы были буквально вытолкнуть нас назад. Мы начали возмущаться их грубостью. На шум подошел третий, видимо, старший. Я спросил его, почему вчера нас никто не задерживал, а сегодня, когда опасность в основном миновала, нас боятся пропустить. Мои доводы в конце концов показались ему убедительными. Нас пропустили. Но и дальше, у здания, стояли совсем иные, чем вчера, люди. Я тогда подумал, что это переодетые в штатское курсанты милицейских и военных училищ, мобилизованные по приказу, а не добровольцы, явившиеся по внутреннему убеждению…