Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

На балконе находился Попцов, мечтавший вслух, как хорошо будет работать российскому телевидению после победы над путчистами. А я вспомнил, как он выступал перед «молодыми» писателями Москвы лет десять назад на конференции в ЦДЛ. В то время ничто не предвещало в нем будущего защитника демократии от коммунистов, он выглядел вполне обычным литературным функционером, правда, и ничего недостойного им сказано тогда не было… Сейчас его выступление постоянно прерывалось сообщениями из радиорубки о продвижении военной техники в нашем направлении. Последнее сообщение было инструктивным: нас извещали, что две красные ракеты в небе над Белым домом будут предупреждать нас о начале газовой атаки. Всем, кто не имеет противогазов и респираторов, рекомендовалось намочить носовые платки, чтобы дышать через них в случае применения против нас отравляющих веществ. Выступление Попцова больше не возобновлялось, зато объявления теперь следовали одно за другим. Нас призывали сохранять полное спокойствие, не провоцировать наступающих на применение силы, не оказывать никакого сопротивления. Нам разъясняли, что наша задача состоит не в оказании сопротивления войскам, а в демонстрации поддержки законно избранной власти, в моральном воздействии на солдат.

Вместе с тем Руцкой, руководивший обороной Белого дома, попросил людей, образовавших тройное кольцо оцепления Белого дома («живое кольцо»), отодвинуться на несколько метров, чтобы защитникам здания было видно прорвавших оцепление и чтобы они могли стрелять на поражение.

Нам, стоящим в толпе, видно было только черное небо над головами.

Справа за рекой светился контур гостиницы «Украина». Там, как нас оповестили по радио, засели снайперы путчистов. Снайперы могли быть на крыше каждого соседнего дома. Кстати, в одном из них, на углу Рочдельской улицы и Глубокого переулка, в верхнем этаже то зажигался, то гас свет в окне. От всего этого становилось несколько жутковато. Нам, мирным московским жителям, никогда прежде не приходилось подвергаться реальной опасности. Стоящие рядом женщины смачивали носовые платки чаем из термоса, мы протянули свои… Я осмотрел на всякий случай решетчатую ограду, отделяющую нас от парка. Она, к сожалению, была очень высокой, никаких щелей, погнутых прутьев не было видно. В случае паники прорваться в парк было бы невозможно… А пока там горели костры и тоже толпились люди, они были в чуть более безопасном положении, чем мы, но в случае штурма это вряд ли имело бы существенное значение…

Слева, со стороны Нового Арбата, вдруг послышались грохот приближающейся техники, хлопки выстрелов, нарастающий гул голосов. Толпа напряглась, как единое целое. Все головы были повернуты в ту сторону. Потом все стихло, напряжение спало. Так было несколько раз за ночь…

Нас постоянно информировали о том, какие части движутся к Белому дому, на каком расстоянии от нас они остановлены депутатами или народом. Сообщали, что в районе Садового кольца уже есть жертвы… А то вдруг тишина ночи и вялое переговаривание соседей взрывались приветственными возгласами. Так после часа ночи приветствовали прорвавшегося к Белому дому Шеварднадзе – его совершенно белая голова выделялась в темноте в живом коридоре, образованном для него людьми, кругом звучало: «Ура!» В середине ночи так же приветствовали Мстислава Ростроповича, прибывшего прямо из аэропорта. Его сразу же пригласили пройти в радиорубку, где он произнес получившие потом широкую известность слова: «Сейчас я горжусь Россией!»

Радио Белого дома включалось каждые пятнадцать минут. Передавали обращение патриарха Алексия II в защиту законной власти и благословение ее защитникам в эти тревожные минуты. Сообщалось о переговорах с Крючковым, который якобы заверил, что штурма не будет, все могут спать спокойно. Однако вскоре стало известно о продвижении новой танковой колонны по Кутузовскому проспекту, и она была не последней в эту ночь. Ближе к утру внезапно был выключен свет во всех прилегающих районах. Город погрузился в полную тьму. Но чувство страха, испытанное вначале, совершенно прошло. Люди все громче и свободнее переговаривались, обсуждали события последних дней, делились наблюдениями, шутили, угощали друг друга съестным, вместе слушали по транзисторным приемникам «Свободу», ловили «Эхо Москвы», клеймили путчистов и КПСС. Здесь были представители самых разных социальных групп, не только интеллигенция, но и рабочие, жители сельских районов Подмосковья, приезжие из других мест, иногда весьма отдаленных от Москвы; не только люди средних лет, но и молодежь, и старики. Взгляд выхватывал из толпы пожилую пару, а рядом шумела молодежь и даже школьники – в одной такой компании девушка-старшеклассница с жаром рассказывала приятелям, что, как только услышала о введении комендантского часа, сразу же вместе с подругой устремилась сюда…