Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Майя жила в квартире Войновича в Астраханском переулке. Квартира была только что получена от новых московских властей взамен отобранной в 1980 году кооперативной квартиры в писательском доме у метро «Аэропорт». Мы выпили за победу. Смотрели телевизионные новости. Обсуждали, почему заговорщики бросились в Форос. «Они спешили к Горбачу, как к пахану», – возмущалась Майя. Она провела эту ночь у сестры, в доме на улице Чайковского, видела эпизод, когда погибли ребята, ставшие через два дня последними героями Советского Союза. Еще она рассказала, что на Западе все следят за происходящим у нас как за важнейшими мировыми событиями, болеют за нас. Ее внуку Ване, находившемуся в эти дни на рыболовецком судне у побережья Аляски, даже предложили бесплатно позвонить домой, чтобы узнать новости из России.

22 августа, четверг

Течение жизни начало возвращаться в нормальное русло. Поэтому первая половина дня почти не сохранилась в памяти. Кажется, с утра шел митинг «победителей» на площади у Белого дома. От такого названия повеяло чем-то до боли знакомым, мы на него не пошли. А во второй половине дня решили присоединиться к народному гулянию по случаю победы над путчистами. Когда толпы народа вышли на Манежную площадь, в громкоговорители всем было предложено пройти вокруг Кремля. Мы шли через Красную площадь, разговаривая с совершенно незнакомыми людьми. Делились пережитым за последние дни, обсуждали указ Ельцина о приостановлении деятельности КПСС. «Неужели будем жить без коммунистов!» – повторял я, ликуя… Погода стояла прекрасная, как будто и природа радовалась вместе с нами. Без музыки и правофланговых мы шли через Красную площадь вниз, к реке, и дальше направо, вдоль седых кремлевских стен, столько повидавших на своем веку!

Шли чинно, спокойно. Мы воистину дышали воздухом свободы…

А митинг шел вяло. Видимо, все главное было высказано раньше, на митинге у Белого дома. Движение транспорта всюду было остановлено, улицы запружены народом. У памятника Дзержинскому тоже шел митинг. Народ шел также в сторону Старой площади. У дверей ЦК КПСС стоял милиционер и показывал интересующимся гражданам, что входы в ЦК опечатаны. В это трудно было поверить, хотя я сам собственными глазами, с расстояния в полтора метра, видел отчетливые оттиски на сургуче – невозможное, кажется, делалось былью.

Повернув назад, к площади Дзержинского, мы увидели, что «железного Феликса» обмотали металлическим тросом, закрепленным на грузовике, и теперь пытаются повалить вместе с пьедесталом. К счастью, из этой рискованной попытки ничего не вышло – лопнул трос. Какой-то парень в белоснежной рубашке начал карабкаться на совершенно гладкую фигуру, держась за трос, накинутый удавкой на шею ненавистному Феликсу. Взобравшись ему на бронзовое плечо, смельчак начал укреплять трос для новой попытки. Тут, рассекая толпу, подоспела машина с депутатами. Через громкоговоритель (иначе бы их никто не услышал) народные избранники начали убеждать собравшихся сограждан успокоиться: решение о демонтаже памятника уже принято Моссоветом, вызваны необходимая техника и специалисты, в ближайшие часы памятник будет снят с пьедестала с соблюдением всех требований безопасности. Призыв возымел действие…

Мы пошли назад, к Манежной площади. Народ не расходился. Все центральные улицы были заполнены гуляющими людьми. Раньше мы читали об этом в книгах, а теперь видели революцию своими глазами – в России произошла демократическая революция. Самый страшный в истории человечества тиран – многоликий монстр под названием КПСС – был свергнут восставшим народом!

Впереди, как показала жизнь, нас ждали трудные испытания: дикий рост цен, безработица, экономический и политический кризисы – неизбежные спутники любого переходного политического периода.

Но свершилось главное: с 22 августа 1991 года мы начали жить в стране, освобожденной от коммунистической диктатуры, – так, во всяком случае, нам казалось тогда…

Декабрь 1992 года

Бюстик профессору Мясникову

Проходя как-то Петроверигским переулком мимо здания кардиологической клиники, я увидел бюстик профессору Мясникову, который был когда-то ее руководителем. На пьедестальчике надпись: «Александру Еленевичу Мясникову».

Сразу вспомнилась зима 1963 года, когда родственница-врач устроила отца в эту клинику. У отца была мерцательная аритмия. Теперь она лечится, кажется, электрошоком, а в то время никаких действенных способов борьбы с этой сердечно-сосудистой гадостью еще не существовало. Приступы случались у отца раз в месяц. Тогда в течение двух-трех дней он не выходил из дома, лежал или полусидел в кресле, избегал резких движений.

И вдруг стало известно, что в клинике профессора Мясникова люди от аритмии излечиваются. Новость эту мы узнали от Люды, жены моего двоюродного брата Арнольда Турова, она была главврачом одной из московских больниц. Люда очень нежно относилась к моим родителям и решила сделать для отца доброе дело. Использовав имеющиеся связи, она добилась, чтобы его положили в эту больницу.