Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

СБеллой Ахмадулиной я столкнулся на деревянной лесенке, ведущей из нынешнего артистического кафе Дома литераторов на второй этаж, где тут же, у лестницы, была дверь в комнатку творческого объединения поэтов. От неожиданности я на мгновение потерял дар речи, но, пока мы сближались (она шла вниз, а я наверх), успел прийти в себя и поздоровался с нею, хотя, казалось бы, странно было здороваться с человеком, с которым ты не знаком и видишь воочию первый раз в жизни. Она ответила, скользнув по мне ничего не значащим взглядом. А у меня возникло такое, я бы сказал, приподнятое настроение: видел и поздоровался с самой Беллой Ахмадулиной!

С некоторым замиранием сердца вошел я в заветную дверь и оставил подборку своих стихов для очередного «Дня поэзии». Спускаясь вниз и выходя на улицу, я все еще был под впечатлением от неожиданной встречи с Беллой. Она запомнилась мне красивой и очень серьезной, строгой на вид, такой, что вряд ли я решился бы обратиться к ней с каким-нибудь вопросом. Шли семидесятые годы, вероятно, самое их начало. Белла, Андрей и Булат, и Евгений, и Роберт представлялись мне обитателями Олимпа, и я еще не вчитывался пристально в их стихи, воспринимая их самих как что-то новое, свежее, сильное, интересное.

Я работал в конструкторском бюро инженером, писание стихов по вечерам скрашивало мои однообразные трудовые будни…

В следующий раз я видел Беллу в Коктебеле, на писательском пляже. Она сидела в шезлонге в купальнике и была окружена незнакомыми мне (что не странно, потому что я мало кого знал из писателей и поэтов) молодыми людьми, даже совсем юными. Они читали стихи, о чем-то громко спорили, курили. У меня к этому времени уже сформировался круг поэтических пристрастий, и стихи Беллы (как и Евгения, и Роберта) в него не входили.

Случай познакомиться с ней мне представился значительно позже. Это произошло на проводах Владимира Войновича в эмиграцию в конце 1980 года, которые происходили в мастерской Бориса Мессерера на Поварской (тогда улица Воровского), ставшего к тому времени преданным и верным другом Беллы. Я был приглашен вместе с моей женой Кларой Козловой. В дверях нас встретила Белла в фартуке: еще шло приготовление к прощальному застолью. Она была очень приветлива и радушна, Клара тут же предложила свою помощь на кухне, а я отправился общаться с гостями.

Тут кроме Войновича и его жены Иры мне были знакомы Паша и Марина Войновичи (дети от первого брака), друг Володи, физик Валя Петрухин со своей будущей женой Олей Принцевой, Галя Балтер, ее дочь Ира Радченко (через четыре года ставшая моей женой), художник Борис Биргер, детский врач Виталий Андрющенко, наблюдавший малолетнюю Олечку Войнович, которая в данный момент, по-видимому, была уложена спать в каком-нибудь отдаленном помещении обширной мессереровской мастерской.

Застолье было шумно-печальным, было много разговоров на политические темы, кто-то фотографировал происходящее. Потом, уже после возвращения Войновича из эмиграции, какие-то из этих фотографий печатались в иллюстрированных журналах. Но это было потом…

С самой Беллой во время прощального вечера мне пообщаться не удалось, лишь когда мы с женой уходили, вновь обменялись с нею несколькими словами: она приглашала заходить просто так, сетовала, что немало времени приходится проводить на кухне.

Продолжилось мое знакомство с Беллой после того, как в 1984 году я стал зятем Гали Балтер, которая дружила с нею, любила ее стихи, получала с дарственными надписями ее книги. Одна из этих книг, это совписовское «Избранное» в черной обложке 1988 года, находится сейчас у меня. На титульной странице рукой Беллы разборчивым аккуратным почерком написано: «Дорогая Галя, Галечка милая, прими еще одно изъявление моей нежности и признательности. Твоя Белла. 15 июня 1989 года».

Дом Балтера был расположен напротив писательского дома Малеевка, их разделяли глубокий овраг и пруд, но была и дорога в обход пруда. Летом Белла, одна или с кем-нибудь из отдыхающих писателей, заходила проведать Галю.

Однажды днем она пришла с Семеном Израилевичем Липкиным, его женой Инной Лиснянской, которая тоже была подругой Гали, и с молодым поэтом Олегом Хлебниковым.

Семен Израилевич предложил всем, включая меня, прочесть по стихотворению. Я тогда уже печатался изредка в столичной периодике. Очередь дошла до меня, и я прочел стихи, обращенные к моей новой жене Ире («Ах, как ты хороша на любительском фото…»), они до этого были опубликованы в «Дне поэзии», кажется, 1985 года.

Все сдержанно похвалили прочитанное мною. И вдруг Олег Хлебников, видимо, продолжая какую-то до прихода в дом возникшую шутливую пикировку, сказал: «Белла, ну зачем вы говорите неправду, ведь вам не нравятся такие стихи!» Белла, слегка смутившись, что-то возразила ему…