Если не считать ежемесячных поездок на Каширку, то можно сказать, что мы во всем сохраняли нормальный образ жизни. По-прежнему посещали наиболее интересные вечера в ЦДЛ, художественные выставки в музеях и т. п. Так, в начале сентября 1998 года всей семьей отправились на концерт классической музыки в Малый зал консерватории. Запомнился этот поход в связи с пропажей зонтов. Был дождь, а гардеробщица отказалась принять зонты на хранение. Пришлось с ними идти в зал. Я повесил все три зонта на подлокотник своего кресла. В антракте мы встретили старую знакомую по Малеевке, Иру Карякину, оказалось, она сидит на ряд сзади нас. Зонты при этом оставались на подлокотнике кресла. А после окончания концерта мы вновь устремились к Карякиной, и я на минуту забыл про зонты. Но, выходя из зала, вдруг вспомнили про них. Я послал за ними Мишу, а мы, взрослые, начали спускаться по лестнице в толпе меломанов. При этом Ира Карякина философствовала: «Какой все-таки у нас замечательный народ! Вы посмотрите – страна в дефолте, материальное благополучие под угрозой, а люди идут слушать музыку, классическую музыку!» В этот момент возвратился Миша с растерянным выражением лица и сообщил, чуть понизив голос: «Папа, зонтики украли».
В том же 1998-м Миша перешел из Ириной частной школы в государственную, в специальный класс с гуманитарным уклоном. Это известная в Москве 57-я школа. Чтобы поступить туда (набор осуществлялся в 9-й класс), нужно было год готовиться к вступительным экзаменам по русскому и по литературе. Мишиной подготовкой занималась одна из преподавательниц школы. Все это организовывала и контролировала Ира. Свою школу, несмотря на мои настоятельные советы, она не бросила и продолжала там работать почти до самого ее закрытия…
Что же касается лечения, то через какое-то время (еще года через полтора) количество черных точек на рентгеновских снимках стабилизировалось и даже пошло на убыль. Болезнь, как Дамоклов меч, продолжала нависать над нами, но непосредственной угрозы в данный момент как будто бы не было.
У нас появился новый член семьи – бернский зенненхунд Тиль с глазами разного цвета: карим и голубым. Миша гулял с ним утром, перед уходом в школу; Ира – днем, на Чистопрудном бульваре; я – вечером, после работы. Появление Тиля внесло оживление в нашу жизнь. Кот Маврик, который жил у нас с 1991 года, отнесся к появлению нового квартиранта настороженно. В первый момент у него даже полезла шерсть от волнения. Он стал дочиста съедать свою пищу во время кормления – чтобы не досталось врагу! А прежде то и дело оставлял корм в миске недоеденным. Кормили мы их одновременно, и кот, завершив трапезу, с интересом принюхивался к пище сотрапезника. А когда пес уходил, вставал на задние лапы и придирчиво осматривал собачью посудину, которая крепилась на специальном кронштейне. Кот быстро понял, что Тиль – существо в высшей степени добропорядочное и безобидное, и стал вести себя с ним бесцеремонно. Мог даже ударить его мягкой лапкой (спасибо, что мягкой!) по носу.
Ира, продолжая работать в подопечной школе, постоянно переводила для журнала «Иностранная литература» и для разных издательств. В конце девяностых перевела замечательный роман-воспоминание Жана Руо «Поля чести» (1990) – первый роман безвестного дотоле парижского продавца газет, сразу же принесший ему признание и Гонкуровскую премию, что случается с новичками крайне редко.
Потом был перевод европейского бестселлера, романа культового французского писателя Мишеля Уэльбека «Платформа». Перевести его предложило издательство «Иностранка». Ира некоторое время колебалась, стоит ли за него браться. Даже решила посоветоваться со мной, что делала крайне редко.
А я, наоборот, всегда спешил поделиться с нею каждым новым замыслом и в процессе работы нередко зачитывал ей отдельные фразы, абзацы и даже целые страницы. Самой высшей ее оценкой было сдержанное: «Ну, ничего». Моих опубликованных работ она, как правило, не читала, потому что знала их еще до выхода в свет в моем чтении.
Посоветоваться же со мной Ира решила потому, что во Франции «Платформа», как, впрочем, и другие романы Уэльбека, вызвала скандал. Автора обвиняли в пропаганде секс-туризма, в унижении достоинства женщины и т. п. Роман изобиловал чрезвычайно откровенными сценами. Это и смущало Иру. Но я посоветовал ей руководствоваться только одним критерием: хорошая это литература или плохая? Она тоже так считала. Исходя из этого и взялась за перевод. Выход его у нас тоже стал определенным событием. Телеканал «Культура» не обошел его вниманием. У Иры брали большое интервью, к которому она серьезно готовилась. Но в эфир пошло лишь несколько фраз, касающихся секса в романе. Ира иронизировала над своей наивностью, над той серьезностью, с которой готовилась к интервью.