В данном случае это был восторженный отклик Сергея Солоуха в «Русском журнале»: только прочтя Ирин перевод, он открыл для себя Селина. Солоух подверг все предыдущие переводы французского классика уничтожающей критике. Не забыл он упомянуть и о «Смерти в кредит»: «Десять лет можно было только догадываться, чего лишила нас Климова (монопольная переводчица Селина. –
А все дело в том, что Ире удалось адекватно воспроизвести стиль Селина, что, впрочем, отличает все ее переводы. Она тонко чувствовала стиль писателя, и чем сложнее было его передать на русском, тем интереснее ей было работать. Как выразился в свое время француз Бюффон, «стиль – это человек». В полной мере его формулировка может быть отнесена к Ире. У нее во всем был свой строгий стиль: в одежде, в поведении, в манере говорить. Потому, наверное, именно чувство стиля отличает ее переводы с французского.
Между тем лечение продолжалось. И оно, к счастью, оказалось настолько эффективным, что печень полностью очистилась. Можно было на время отбросить парик и сократить химиотерапию. И, главное, работать! Ира открыла для себя еще одного (кроме Селина) французского классика ХХ века, которого не терпелось перевести на русский язык, – Жоржа Перека. В 2003 году в ее переводе в «Иностранной литературе» вышли фрагменты его книги «Темная лавочка». Тогда же у нее возникла мысль перевести его главную книгу «Жизнь, способ употребления», но она оформилась и приняла конкретные очертания чуть позже.
А пока она продолжала сотрудничество с журналом, перевела «Рассказы» Мари Деплешен, небольшой роман Вирджини Депант «Тeen spirit», роман обожаемого ею Туссена «Любить». Вместе с подругой Машей Архангельской взялась перевести дамский роман Николь де Бюрон с забавным названием, которое в переводе на русский звучит так: «Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала…»
В 2004 году в издательстве «Текст» вышел в Ирином переводе роман нобелевского лауреата Франсуа Мориака «Черные ангелы», до тех пор в России не переводившийся.
Редактором Ириных переводов в издательстве «Иностранка» была ее подруга Ира Кузнецова, сама прекрасная переводчица с французского. Иногда, очень редко, она просила Иру приехать в издательство, и они засиживались за работой часов до семи, а то и позже. А я, придя со службы, не заставал Иру дома. Я всегда очень остро переживал ее отсутствие, не находя себе места. Когда ее возвращение затягивалось, я приходил в большое расстройство и при встрече мог устроить семейную сцену. Ира бывала этим возмущена, реагировала на мои упреки очень сурово и обвиняла меня в избалованности. Каково же было мое удивление, когда я впоследствии узнал от Иры Кузнецовой, как переживала моя бедная жена, украдкой поглядывая на часы, что я вернусь с работы и не застану ее дома!
Миша учился уже в Институте Азии и Африки. После третьего курса ему была предложена годовая стажировка в Иерусалимском университете, чем он не преминул воспользоваться. Поэтому с осени 2004-го по весну 2005 года он жил в Иерусалиме.
Но этому предшествовали бурные события 2003 года: после зимней сессии его отчислили из института. А дело было так. У него не сложились отношения с преподавательницей английского языка. Хорошо успевая по большинству дисциплин, он привык к неизменно доброжелательному отношению преподавателей. А тут вдруг, не проявляя в изучении английского необходимого рвения, столкнулся с естественным недовольством англичанки. И, вместо того чтобы исправить положение, начал прогуливать занятия. За семестр он пропустил 14 занятий. На экзамене, конечно, получил неуд. Не успел его пересдать до окончания сессии. И тем самым дал формальный повод для отчисления. На какие-либо компромиссы преподавательница пойти отказалась. И вот, только когда его отчислили, он соблаговолил сообщить об этом родителям, потому что его просто перестали пускать в институт.
Ира, несмотря на болезнь, бросилась распутывать ситуацию. Встречалась с заведующим кафедрой Аркадием Ковельманом, который с самого начала учебы благоволил к Мише, но в данной ситуации уже ничего не мог сделать. Через него озабоченная судьбой шалопая-сына мать добилась встречи с ректором Михаи лом Меером.
Меер, человек по натуре совсем не кровожадный, да еще, как оказалось, читавший в «Иностранной литературе» Ирины переводы с французского, пообещал помочь после консультации с Ковельманом. В итоге Мише разрешено было посещать занятия в качестве вольнослушателя с тем, чтобы в весеннюю сессию он успешно сдал все полагающиеся экзамены и, конечно, пересдал злополучный английский.
Казалось бы, можно было радоваться, но радость оказалась недолгой. В эти же дни пришла повестка из военкомата. Миша после отчисления из института автоматически подлежал призыву в армию.