Квартира, одну из комнат которой занимали Бушин с женой и его тёща, находилась на четвёртом этаже. И, конечно, по мысли Владимира Сергеевича, именно она привлекла внимание чародея:
– Его заинтересовало место нашего первого поцелуя. Он остановил свой взор на окне моей возлюбленной. Ясно, что его любопытство ничего хорошего нам ни сулило. И действительно, когда роман появился и всем стали известны проделки Воланда, мы читали роман уже порознь. И почему так произошло, убей меня бог, не понимаю, не помню, не могу объяснить. Право, остаётся лишь валить всю вину на происки Воланда.
Ну, это, конечно, сказано для красного словца. В действительности причины для расставания были, и с какой горечью говорил о них Владимир Сергеевич спустя аж треть века:
– Наверное, никого никогда я не любил так больно, как её. Она оделила меня горчайшими днями, но были у меня с ней и минуты, может быть, самого высокого взлёта души.
6 мая 1983 года Бушин узнал о смерти бывшей жены и излил свои чувства на бумагу: «При чём здесь Наталья, с которой я начал эту запись? А при том, что обратно из ЦДЛ до метро „Маяковскаяˮ я шёл переулками по Вспольному и Ермолаевскому до Патриарших, до её дома, точнее, до дома, где мы с ней жили.
Я остановился у её подъезда, постоял, вошёл. Она жила на четвёртом этаже. Хотел подняться, постучать в ту дверь, может быть, открыли бы, и я зашёл бы в ту коммунальную квартиру, посмотрел бы, вспомнил… Но внизу сидел лифтёр. Я спросил его, кто живёт в той квартире. Он ответил, что никаких Смирновых там нет. Ну конечно, а что же ты думал?
Я вышел на улицу, дотащился до той скамьи у пруда, на которой 5 декабря 1950 года в День Конституции первый раз поцеловал её. Посидел, помолчал и побрёл дальше…»
Появление булгаковского героя на Патриарших прудах неслучайно. Когда-то здесь было болото, а как известно, это излюбленное место всякого рода чертовщины. Называлось болото Козьим, и москвичи старались обходить его стороной. Царь Иван Васильевич Грозный повелел где можно расчистить, где нужно – засыпать, укатать поплотнее недавнюю топь и на этом месте поставить дома для иноземных мастеров сабельных дел, а также бронников, ковавших доспехи. Так появилась слобода оружейников (Бронная).
Патриарших прудов первоначально было три. Это для оружейников имело особое значение: им без воды как без железа. Потом два пруда, тянувшихся вдоль Садовой-Кудринской, засыпали. Это было сделано в 1683–1684 годах при патриархе Иоакиме. Тогда севернее пруда (за Спиридоньевским переулком) находилась Патриаршая слобода.
Место в районе пруда, хотя и давно обжитое, оставалось топким и грязным, что отразилось в московской прибаутке: «Фома поспешил, да людей насмешил: увяз на Патриарших». Только в 1832 году территория вокруг него приобрела более-менее цивилизованный вид. В отчёте московского полицмейстера говорилось о ней: «Вместо болота, существовавшего на месте, называемом Патриаршие пруды, теперь виден чистый пруд, обсаженный деревьями и обведённый дорожками».
Патриарший пруд удостоился внимания Л. Н. Толстого, Н. П. Данилевского и М. А. Булгакова. В рассказе «Святочная ночь» Лев Николаевич описывает поездку к цыганам: «Вдруг сани остановились… Налево от него виднелось довольно большое для города, пустое, занесённое снегом место и несколько голых деревьев.
– Что, мы за городом? – спросил он у кучера.
– Никак нет, евто Патриарши пруды, коли изволите знать, что подле Козихи».
Козиха – район Большого Козихинского переулка, тоже входивший в состав Патриаршей слободы. В XIX столетии это было одно из излюбленных мест поселения московских студентов, сложивших о среде своего обитания шутливую песню:
Юго-западную сторону пруда обрамляют высокие дома. Примечателен дом № 5 по Малому Патриаршему переулку с оригинальными балконными нишами, украшенными росписями. В нём жил выдающийся авиаконструктор H. H. Поликарпов. Ранее на месте этого здания стоял небольшой домик, с которым связана занимательная история. В 1903 году Раиса Адамовна Кудашева (Гидрайц) написала стихотворение «Ёлка», начинающееся словами: «В лесу родилась ёлочка…» В 1905 году биолог Леонид Бекман напевал этот стишок маленькой дочке Верочке. Нот он не знал, но их знала его жена, известная пианистка, профессор Московской консерватории Елена Бекман-Щербина. Она и записала мотив песенки. Супруги жили в исчезнувшем домике, но их творение обрело бессмертие.