Год назад Артем вытащил ее из дортмундского борделя, куда она попала в двадцатилетнем возрасте, отправляясь в Германию на заработки и в поисках красивой жизни, а, в общем, по глупости и с отчаяния. Поначалу она неплохо устроилась в чужой стране и участвовала в подтанцовках у одной эстрадной примы, но, не поладив с ней, вскоре потеряла работу. С этого начались ее скитания, поденщина, работа в прачечной, официанткой в пиццерии и заработки на обратный билет. Но битой возвращаться ни хотелось. Однажды ей подфартило. Она получила место в ночном клубе. Был сольный номер в варьете и квартира за тысячу марок. Вскоре объявились эти парни-соотечественники, безжалостно обложили ее данью и вдобавок отняли документы. Комната за двести марок. Она делила свою убогую комнатку с одной латышкой, такой же неудачницей, как и она сама. По вечерам к латышке приходил добропорядочный седеющий бюргер. Он угощал их пивом и ветчиной. Прибалтка ждала от него предложения руки и сердца, а основательный немец не торопился, взвешивал. Вскоре латышки не стало. Ее застрелили возле ночного клуба во время бандитской разборки. Застрелили по-глупому, случайно. Пуля срикошетила от бетонной стены и угодила ей под лопатку. Кэт снова осталась одна. Поначалу ее еще навещал бюргер. Они пили пиво с ветчиной и грустили по латышке. Были минуты, когда Кэт хотелось отдаться этому порядочному немцу из жалости к нему и к самой себе. Но немец, ни на что не намекал, а сама она не осмелилась предложить ему это. Вскоре и он исчез с ее горизонта. Вновь было обивание порогов в посольстве и поиски новой работы, тем более, что в ночном клубе ей урезали ставку, перевели в кордебалет, да и там угрожали подыскать замену. Отчаявшись, она уже готова была пойти на панель, когда ей повстречался Артем. Она ему показалась похожей на красивого, затравленного измученного зверька. Он вернул ее в страну, где она не была больше года и в которой еще долго, потом не могла почувствовать себя своей, обставил ее жизнь удобствами, обращался с ней как с королевой. Она в полной мере познала его щедрость и доброту и, как ей казалось – его любовь. Однажды, рассказывая ему о своем дортмундском периоде, она заметила, что он становится с ней удивительно нежным и чутким. На другой день после этого он осыпал ее подарками. Умом и сердцем она понимала, что обязана этими подарками жалости, которая словно подлая затаившаяся змея ужалила Артема в самое сердце. Что, что, но жалость к себе Кэт не могла переносить. Она закатила Артему жуткий скандал, устроила истерику. Он безропотно стерпел и простил. Кэт отнюдь не понаслышке знала о его доброте, но ей и в голову не приходило, что этот влиятельный человек, перед которым многие трепетали, был очень раним и впечатлителен как ребенок. Артем, имевший в жизни немало женщин, познавший любовь за деньги и бесплатно, бескорыстно, в сущности, не знал любви. Вернее знал, но лишь одну ее разновидность: любовь-жалость. Он чувствовал жалость к своей несчастной жене, которой изменял с Кэт, и мучился от этого, к своей дочери, страдающей физическими недугами, к своей внучке, росшей в лицемерии и лжи, благодаря деду. Лишь одна строптивая Кэт не вызывала у него этого щемящего чувства, тем она и притягивала его, как и многим другим тоже.
Она стояла под душем. Дрожь унялась. Теплые струи воды распарили ее тело, оно размякло, так что она его почти не чувствовала, словно оно стало невесомым. Она выпрямила спину и подняла к смесителю голову, подставив лицо под хлещущую воду. Жизнь научила ее быть сильной, и эта сила возвращалась к ней. Она понимала, что период жизни с Артемом не мог длиться вечно, и как могла, старалась продлить это благоденствие. Артем был ей ниспослан как некий чудесный дар судьбы, как награда за все ее перенесенные лишения и муки. Любила ли она его, она и сама этого не знала. Но она не встречала на земле еще человека более надежного, доброго, отзывчивого, который бы так заботился о ней. Год жизни с Артемом казался ей раем, сказкой, чудесным сном, от которого не хотелось пробуждаться. Тучи сгустились месяц назад, когда его жена ворвалась в офис и осыпала Кэт оскорблениями при всех сотрудниках. Кэт помнила, как она потом, закрывшись в уборной, умывалась слезами. После этого Артем был только с ней и не появлялся дома недели две. Она помнила и то, как потом его жена умоляла Кэт оставить Артема, просила не разрушать семью. Кэт наслаждалась мщением. Она не умела прощать. «Нет, я боролась за него до конца, как могла, – думала она, – мне не в чем себя упрекнуть. Я имела право быть с ним, и имела право жить такой жизнью. Я выстрадала это право. Не моя вина, что все так оборвалось». Внезапно она почувствовала себя не только сильной, но и счастливой. Счастливой оттого, что у нее был этот год.
3