Встречный ветер прошлого

– Чего вы мечетесь? – повторил Ранович. – Красивая жена, хороший сын, приличная работа; деньги платят два раза в месяц как в брежневские времена. Квартиру вот недавно купили… Чего вам не хватает?…

– Брежневских времен, – с иронией сказал Сергей. «Я бы и сам хотел это знать, чего мне не хватает?» – Всего хватает, – улыбнулся он.

– А-а, я, кажется, начинаю понимать, зачем вы туда напросились, – задумчиво произнес Ранович.

– Скажите, раз знаете.

– «Преодоление себя». Как говорит ваш друг Ницше. – Осененный догадкой, Ранович самоуверенно ухмыльнулся.

– Он мне уже давно не друг, – ответил Сергей.

– С каких это пор?

– С тех самых, как у меня пропала цель в жизни… До свиданья. Еще увидимся.

«Мне не хватает моей войны, – думал Сергей, проходя по тихой вечерней улочке. – Если это верно, что мужчина рожден для войны, то в чем заключается моя война? Чертить за кульманом? Заключать договора? Торговаться с Валовым и ему подобными, от которых меня тошнит. Как все это не по-мужски. И как все это объяснить Насте? Как ей объяснить, зачем я напросился в эту длительную командировку, туда, где стреляют, и что билет у меня в один конец? Как ей объяснишь, что я закисаю от такой жизни, обезличиваюсь, превращаюсь в «ничто», становлюсь неудачником. Как ей объяснишь, зачем сыну отец-неудачник? Как ей объяснишь, что в моей жизни не хватает стен, преград на которые я хотел бы обрушиться. Как?»

«Семь последних лет моей жизни – это какой-то мертвый штиль. Опостылевшее монотонное покачивание на волнах бытия. Быть может, придет тот день, когда ветер переменится, и мертвый штиль наконец-то обратится в шторм. Я очень этого хочу».

«Тридцать семь лет. Возраст гениев».

Он напросился в длительную командировку в Белград, месяц назад подал запрос и вот вчера утром по почте получил благоприятный ответ. Его брали. Насте он пока ничего не говорил и мучительно раздумывал, как это сообщить.

Девять лет назад Сергей в числе еще тогда советских специалистов был откомандирован в Белград, чтобы помочь сербам построить вантовый пролетный мост через реку Мораву. Он провел там пять незабываемых месяцев, палился под знойным балканским солнцем, работал по десять часов в сутки, спал под открытым небом, когда не было желания ночевать в душном прогретом кемпинге, и приобрел немало верных друзей среди «югов». Сергей мог пробыть там и дольше, но был отозван, когда в Югославии началась междоусобица.

Мост-красавец уже достроили после отъезда Сергея. Он уцелел в годы сербо-хорватской войны, но полгода назад был разгромлен натовской авиацией. Сергей подал запрос в Москву с просьбой направить его для восстановления разрушенного моста. Он слышал, что в главном управлении мостостроения набирают бригаду специалистов для отправки в Югославию. Ему повезло. «…Учитывая ваши навыки и опыт предыдущей работы в этой стране, не видим оснований к отказу», – имелись строки в официальном ответе. Да, он считал, что ему повезло. Более того, он чувствовал себя счастливым. Насколько счастливым может чувствовать себя человек, которому приходится начинать все с начала, заново возводить что-то важное для себя, пусть разрушенное, пусть сожженное, пусть из пепла и праха. Но начинать все сначала не с проклятиями, ни с мыслями и тревогами о бессмысленной тщетности происходящего, а с любовью. Он предвкушал восторг альпиниста, которому предстоит шаг за шагом взбираться на высокую отвесную гору, чтобы на ее вершине вбить флажок. Только в отличие от альпиниста, а альпинистам и скалолазам нужно непременно восходить в горы, покорять их, чтобы хоть что-то доказать самому себе, его цель-мост была лишена честолюбия. Он не хотел никому ничего доказывать и больше всего самому себе. Он просто хотел восстановить разрушенный мост. Его мост. «Я затерял тропинки, обратные дороги, ведущие меня к близким и любимым мне людям. Я не сумел уберечь мосты, соединяющие меня с ними. Но этот мост я восстановить обязан. Он тоже мой. Он мне как родной. Я его строил. Его сожгли. Я должен его восстановить. Его сожгут вновь. Я напрошусь в третий раз. И так до бесконечности…»

Он шел по тихой вечерней улочке, вдоль стеклянных витрин магазинов, мимо опустевших торговых павильонов. В его голове путались мысли, а глаза задумчиво смотрели перед собой. «Как? Как сообщить об этом Насте? Как ей сказать?» Возле аптечного киоска он остановился и стал разглядывать красочный плакат-натюрморт. Стол, шикарно сервированный и заваленный яствами. Тут и морские гребешки, кальмары, мидии, креветки с дольками апельсина и курица гриль, запеченная с золотистой кожицей, и неженские огурчики и супчик наваристый, ананас; лучи солнца на полировке стола. Девушка с голливудской улыбкой, счастливая и великолепная, трапезничает. Рядом сидит представительный, заботливый мужчина и в разгар обеда пошло и прозорливо подсовывает ей упаковку таблеток «Мезим».