Встретимся на высоте

Ленька бросил взгляд на лихо заломленную медвежью шапку, из-под которой, еще сильнее оттопырившись под ее тяжестью, торчали красные на морозе Валеркины уши, и улыбнулся. Хоть и загибал Валерка, а Леньке было приятно слушать его, потому что при всем завирательстве он проявлял явное участие. В сравнении с Ленькой Валерка выглядел уже бывалым северянином: на модный пиджак была небрежно наброшена белая солдатская дубленка, рыжие собачьи унты низко опущены, совсем так, как носят их в областном центре полярные летчики или геологи. Валерка окончил ГПТУ и уже несколько месяцев работал в мостоотряде.

В дорогу Егоровна положила ребятам полный рюкзак гостинцев: клюквы, брусники, горку промасленных блинов, заливную оленину, шаньги и пироги.

Зимник тянулся под правым берегом большой реки. Широкое заснеженное русло ее с обеих сторон оторачивала темно-зеленая кайма хвойного леса.

Когда по сугробам завихрился, наждаком обдирая лицо, гуляющий по открытой равнине вольный сиверок, дорога без машин показалась Леньке заброшенной.

Распаханную колесами вездеходов и бульдозерами голубоватую дорогу, когда берег снижался, укрывала близко подступающая к реке тайга.

Несмотря на Валеркины заверения, что электрический фонарь или костер действуют на волков сильнее выстрела, Ленька, как ни сдерживал себя, все-таки на каждый шорох, стон или треск мерзлого дерева настороженно озирался.

Где-то на середине пути ребят догнал пустой КрАЗ. Из просторной кабины вездехода Ленька до рези в глазах вглядывался в темнеющий на таежных прогалинах бурелом. Теперь ему даже хотелось увидеть волков или медведей.

Больше всего врезалось в память то, как они въехали в поселок.

После косого подъема на берег реки КрАЗ круто свернул вправо и выскочил на ровную прямую бетонку. Теперь по обеим сторонам от дороги тянулись ямистые карьеры, а впереди, на высоком яру, над самой кромкой хвойного леса, словно огромный глаз доисторического чудовища, горело малиновое закатное солнце. Шофер переключил скорость, КрАЗ рванулся вперед, и по опушкам карьера замелькали сухие сосны-уродцы, сливаясь порой в сплошные черные полосы.

Высвеченные пучком малиновых, низких лучей, кривые, как обугленные коряги, сосенки фантастически ожили. Замелькали, задвигались, словно тени давно ушедших из жизни племен, населявших когда-то эту холодную землю. Сердце Леньки сжалось в знобком смятении: с обочин дороги подступали к машине, окружая ее, беря в плен, черные тени, они сгибались, корчились, судорожно припадали к земле, заламывая в отчаянии руки в каком-то зловещем шаманском танце.

Ленька откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. КрАЗ, сотрясаясь могучим корпусом, словно продираясь сквозь хаотический хоровод угрюмых теней, также охваченный пучком ярко горящих лучей, мчал на огромней малиновый шар. И Леньке показалось, что он уже физически чувствует притяжение гигантской солнечной силы, которая со стремительным гулом втягивает их в себя. Еще сильнее откинувшись на мягкую спинку сиденья, он весь отдался во власть этого притяжения.

— Порядок! — Валерка радостно подтолкнул его в бок.

Ленька открыл глаза и увидел неожиданную для этих мест и такую привычную для себя картину. И ему стало сразу теплее. Слева, в ряд с бетонкой, на дне пологой впадины, застланной пушистым снежным одеялом, не запятнанным даже птичьими следами, сверкали рельсы железной дороги. А впереди, у темной стены высокого леса, желтело десятка четыре одинаковых длинных дощатых домов.

Минуты через две шофер сбавил скорость, и они въехали в деревянный поселок с бетонированными и широкими, как в городе, улицами.

Машина остановилась у крайнего порядка домов, прилепившихся к самому лесу.

Пока Валерка и Ленька бежали по узкой, натоптанной в высоких сугробах тропе, на них налетела разномастная стая собак. Проваливаясь по грудь в снег, собаки радостно поскуливали, кружили около ребят, норовя лизнуть Валерку в руку или в лицо.

На крыльце Ленька задержался. Еще раз окинул взглядом поселок, мечущихся около Валерки собак, солнце, пламенеющее костром теперь уже у самой земли. Он все еще был под впечатлением затягивающей, физически ощутимой скорости и в то же время чувствовал в груди неприятный, сковывающий, ноющий холодок от ожидания встречи и разговора с дедом. Ленька навалился на дверной косяк и, стараясь выровнять дыхание, глубоко втянул колючий морозный воздух.

Дверь отворилась, и он увидел лысого, крепкого в кости старика с сизой щетиной на продолговатых, как у Валерки, скулах. Дед молча стоял в дверях и, вытирая губы тыльной стороной руки, спокойно смотрел на Леньку.

Валерка, задержав взгляд на посиневших, ощетинившихся рыжим пушком Ленькиных щеках, бодро подтолкнул его.

Дед подал гостю сухую твердую руку с култышкой вместо указательного пальца и назвал себя старым комсомольцем Михаилом Фигуровым. Затем потащил ребят на кухню, где взбулькивал, гремел крышкой, фонтанчиком выбуривая из рожка на газовое пламя горелки, эмалированный чайник.