Встретимся на высоте

За первым участком лежала пологая впадина, сплошь утыканная желтыми свежими пнями. За впадиной, на гриве, день и ночь гудела бетонка. И Леньке было видно, как на большой скорости, равно, пустые или с грузом, яростно рыча, проносились длиннотелые КрАЗы, «Уралы» и ЗИЛы, верткие, обтекаемые ГАЗы и голубые кургузые «Татры». В ответ на урчание моторов с первого участка в золотом холодном воздухе плыли звонкие удары топоров о дерево, визгливое завывание пилы, разделывающей на доски прямоугольные брусья.

Куда бы ни спешили по бетонке машины, в какую бы сторону ни летели, груженные песком и глиной к реке или пустые к карьерам, Ленька понимал, что все их движение подчинено одной силе, одному магниту. Этим магнитом был мост.

И, следя за урчащим потоком машин или встречая в кафе вертких ребят в оранжевых касках, Ленька завидовал им. Его и самого, как магнитом, с каждым днем все сильнее тянуло туда, на самую высоту моста, где хозяйничали веселые монтажники да гулял верховой обжигающий ветер. Но об этом он пока что не признавался даже Валерке.

В конце ноября, после сравнительной оттепели, установились ясные морозные дни. Густая бахрома изморози одела телефонные провода, антенны, крыши домов, жидкие кроны сосен. Закуржавевший лес и поселок выглядели нарядно. Несмотря на мороз, люди старались подольше задерживаться на улице.

На площади перед клубом, где были залиты каток и деревянная горка, играли дети. На широком клубном крыльце калачами лежали, грея носы в хвостах, или носились около детей собаки. Темные фигурки закутанных и оттого неповоротливых, скованных в движениях детей на белом снегу издали напоминали пингвинов.

В один из этих дней на первый участок зашла такая же неповоротливая, в толстой овчинной шубе, повязанная по самые глаза пуховым платком женщина. По закуржавевшей шали и обильному снегу на валенках было видно, что она проделала большой путь.

Женщина остановилась около груды желтых опилок в середине строительного двора, где особенно пронзительно в морозные дни визжала круглая пила, и поискала глазами кого-то, близоруко вглядываясь в лица рабочих. Заметив Леньку, женщина подошла к нему, поставила на штабель плах сумку. Ленька почувствовал, как к горлу подкатила теплая волна: он узнал клетчатую сумку матери.

Женщина отвела с лица пуховую шаль и улыбнулась ему ясными серыми глазами. Это была мостоотрядовская завклубша Юля Сергеевна, узколицая улыбчивая женщина. Когда она снимала шаль и на узкую спину ее падали тяжелые, струящиеся, как чистый лен, ровные волосы, ей можно было дать лет двадцать пять. Но все знали, что у нее уже двое детей, и старшая дочь — такая же высокая, ясноглазая, ростом в мать.

Юля Сергеевна сняла с руки шубенку, потерла побелевший кончик прямого хрящеватого носа, достала из сумки пакет и вместе с узлом, продолжая все так же спокойно улыбаться, протянула Леньке.

— Гостинцы, Леня, тебе из дому, — с трудом шевеля замерзшими губами, проговорила она. — Закоченела в открытой машине. Вечером заходи в клуб, расскажу подробности, — и, махнув шубенкой, побежала по темнеющей в снегу тропке отогреваться в котельную.

Ленька зашел в один из строящихся домов, поставил на подоконник посылку, разорвал и снял пакет, глазам вдруг стало горячо-горячо: на желтом подоконнике лежали справка из школы за 8-й класс, табель с его отметками за первую четверть девятого и письмо матери. Поля письма все были разрисованы каракулями младших братьев.

«Дорогой сынуля, — писала размашисто мать, — Юля Сергеевна ходила в школу и в районо. Спасибо ей, все уладила. Наведывалась к нам по два вечера. И оба раза, такая стыдобушка, отец был в стельку пьян. Убеждала меня, что ты очень стараешься на работе и не бросил учебы. После ее у меня как будто отлегло от сердца. Старайся оправдать доверие хороших людей, Леня, может, и на отца твой отъезд подействует…»

Прочитав письмо, Ленька поспешно развязал узелок, взял связанные матерью толстые шерстяные носки с длинной резинкой, сжал их в руке и задохнулся. И как ни сдерживался, горячая влага наполнила глаза, и предательское тепло расплылось по щекам…

В то утро он ушел в школу рано. Накануне был день зарплаты, и отец пришел домой нетвердой походкой в сопровождении подгулявших товарищей. Как обычно, куражился над домашними. Ночью Ленька, пытаясь уснуть, несколько раз задремывал, но тут же вздрагивал и просыпался. И потому из дому он вышел в тот ранний час, когда по улицам катят пустые автобусы, а на площади и в скверах делают зарядку или бегают по аллеям одетые в спортивную форму «рысаки».

Насупившись, Ленька вяло брел по бульвару, вспахивая ботинками серые, уже прихваченные первыми заморозками ворохи листьев.