Вступление

замерла перед дверью. Из гаража доносились глухие звуки ударов — снова и снова. Я подняла

ладонь и опустила её на дверную ручку.

Он не хочет, чтобы ты была здесь, — напоминала я самой себе. Но в глубине души, я не

могла удержаться от мысли о том, что Дин меньше всего хотел отдаляться от всех нас — он скорее

не позволял себе хотеть этого. Существовал шанс — и довольно большой — что Дину вовсе не

хотелось быть одному, однако он считал, что заслуживает одиночества.

Моя рука снова опустилась на ручку, но на этот раз я повернула её. Дверь приоткрылась, и к

ритмичным звукам ударов, которые я слышала, прибавилось тяжелое дыхание. Отрывисто дыша, я

распахнула дверь. Дин не заметил меня.

Его светлые волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу. Крохотная белая майка прилипла к

его торсу, насквозь мокрая и прозрачная. Я могла различить очертания его живота и груди. Его

плечи были оголены, мускулы на них выглядели настолько напряженными, что, казалось,

собирались лопнуть или вырваться из-под его загорелой кожи.

Удар. Удар. Удар.

Его кулаки врезались в грушу для битья. Та возвращалась к нему, и он бил ещё сильнее, чем

прежде. Ритм ударов становился всё быстрее, и с каждым разом, он всё больше вкладывался в них.

Его кулаки были голыми.

Не знаю точно, как долго я стояла, наблюдая за ним. В этих его движениях было нечто

животное, нечто дикое и ужасное. Благодаря глазам профайлера, я видела в каждом ударе

значение. Потеря контроля, контроль. Наказание, освобождение. Он жаждал почувствовать боль в

костяшках. Он не мог остановиться.

Я сделала пару шагов к нему, всё ещё не попадаясь ему на глаза. На этот раз я не повторю

ошибки — не попытаюсь прикоснуться к нему. Его невидящий взгляд замер на груше. Я не была

уверенна в том, кого именно он бьет — своего отца или себя самого. Я знала лишь, что если он не

остановится, чем-то придется пожертвовать — грушей, его руками, его телом или его разумом.

Его нужно было вытащить из этого.

— Я поцеловала тебя, — не знаю, что заставило меня сказать это, но ведь я должна была

сказать хоть что-нибудь. Я видела, как он пытается осознать смысл моих слов. Его движения

слегка замедлились, и я чувствовала, как он возвращается к настоящему.

— Это не имеет значения, — он продолжил бить грушу. — Это была всего лишь игра.

Правда или Действие. Он был прав. Это всего лишь игра. Так почему же я чувствовала себя

так, словно кто-то ударил меня?

Дин, наконец, перестал бить грушу. Он тяжело дышал, и с каждым вздохом его тело

содрогалось. Взглянув на меня, он снова заговорил:

— Ты заслуживаешь лучшего.

— Лучшего, чем игра? — спросила я. Или лучшего, чем ты?

Дин не ответил. Я знала, что дело не во мне. Дин не видел меня настоящей. То была Кэсси,

которую он нафантазировал и идеализировал — кто-то, чтобы мучить себя. Девушка,

заслуживающая чего-то. Девушка, которую он никогда не будет заслуживать. Я ненавидела тот

факт, что он водружал меня на стеклянный пьедестал — хрупкую и недосягаемую. Словно у меня

здесь не было права голоса.

— У меня есть тюбик губной помады, — я буквально швырнула в него этими словами. —

Её дала мне Лок. Я лгу себе о том, что храню её, как напоминание, но всё совсем не так просто, —

он не ответил, так что я продолжила говорить. — Лок думала, что я могу быть похожей на неё, — в

этом и заключался весь смысл её маленькой игры. — Она так сильно хотела этого, Дин. Я знаю,

что она была монстром. Я знаю, что должна ненавидеть её. Но иногда, я просыпаюсь утром и

всего на миг я забываю об этом. И в этот миг, прежде чем вспомнить о том, что она наделала, я

скучаю по ней. Я даже не знала, что мы родственники, но…

Я замолкла на полуслове, и моё горло сжалось от мысли о том, что я должна была знать об

этом. Я должна была разглядеть в ней последнюю связь с моей матерью. Я должна была понять,

что она была совсем не той, кем хотела казаться. Я должна была знать, но не знала, и из-за этого

пострадали люди.

— Не заставляй себя произносить это, только потому, что мне нужно это услышать, —

хрипло сказал Дин. — У вас с Лок нет ничего общего, — он вытер руки о джинсы, и я расслышала

слова, которые он так и не произнес вслух.

У нас с тобой нет ничего общего.

— Возможно, — мягко сказала я, — чтобы заниматься тем, чем занимаемся мы с тобой,

приходится жить с частичкой монстра внутри.

Дыхание застыло в горле Дина, и целую вечность мы двое стояли в абсолютной тишине:

вдыхая и выдыхая, вдыхая только что произнесенную мной правду.

— Твои руки кровоточат, — наконец произнесла я, мой голос оказался таким же хриплым,

каким несколько минут назад был его голос. — Ты ушибся.

— Нет, я… — Дин опустил взгляд на свои кровоточащие костяшки и проглотил остаток

возражения.

Если бы я не вмешалась, ты бы сбил руки до мяса. — Понимание этого заставило меня

действовать. Минуту спустя, я вернулась с чистым полотенцем и тазиком воды.

— Садись, — сказала я. Когда Дин не двинулся с места, я одарила его строгим взглядом и