Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Речь Столыпина, доказывал я, сама по себе лишь эпизод при обсуждении вопроса о направлении представленных законопроектов. Факт ее произнесения вне очереди может дать повод возобновить запись ораторов, но не больше. Отвечать на нее можно только в порядке этих же аграрных прений. Против этих соображений возражал мне Березин, но Дума согласилась со мной. Так первая опасность прошла.

Но в следующий аграрный день, 16 мая, записанные еще раньше ораторы стали Столыпину отвечать. Ответы их показали, что главного смысла его речи они не заметали, просмотрели его идеологию европейского либерализма и разрыв с пережитками сословной России. Они увидели в ней только защиту «помещиков». Так, Демьянов утверждал, что: «декларация имеет целью заявить Гос. думе, что ни одна программа оппозиционных групп не будет правительством принята. Наша обязанность сказать министру внутренних дел, что мы тоже с ним не считаемся, и помним, что он тот сверчок, который должен знать свой шесток».

Но было грустно слушать неожиданное выступление Родичева. Эмоциональность и красноречие его увлекли. Припоминая слова Трубецкого на Петергофском приеме, он плачущим голосом скорбел, что «правительство Его Величества является здесь в Гос. думе и ведет себя, как правительство не «Государя всея Руси», а как защитник интересов 130 тысяч помещиков. (Бурные аплодисменты центра и слева.)» Такое искажение мысли Столыпина было тем непростительнее, что лично Родичев не разделял восторгов перед принудительным «отчуждением» и имел мужество раньше это высказывать. Это ему тотчас напомнил Варун-Секрет, у которого под рукой оказалась брошюра о съезде 29 апреля 1906 года, для обсуждения аграрной программы. Родичев на нем оспаривал «отчуждение» во имя права. Варун-Секрет цитировал из его речи такие отрывки:

«Прочитанные здесь доклады не убеждают меня ни в возможности осуществления предлагаемой прирезки крестьянского надела, ни в справедливости этого.

…Предлагают установить не право общее для всех, а привилегию, не потому, что это справедливо, а потому, что полезно. Вы разбудите аппетиты и не сможете их удовлетворить и, не имея сами правового основания, не сможете его никому объяснить. Так поступать приличествует деспотизму. Даю, потому что я источник благодати, – и даю тому, кому надо и сколько надо. Мы, стоящие на точке зрения права, должны предлагать общие меры, одни для всех без различия лиц, потому что справедливость одна».

Все это было раньше сказано Родичевым и оставалось до этого дня вполне справедливо. Кадеты ради «демагогии» тогда позицию права покинули. Родичев смог на это ответить Варуну-Секрету только загадочной фразой, что «он и теперь считает основой разрешения земельного вопроса уничтожение несправедливых доходов». Это заявление было совершенно неясно, и к делу отношения не имело, и нападения его на Столыпина ничем не оправдывало.

К счастью, это были только речи отдельных ораторов; Дума, как таковая, пока, кроме аплодисментов, себя с ними ничем не связала. Но именно это и было слева предложено сделать 26 мая, при прекращении прений «по направлению». Чтобы не оставить их вовсе бесплодными и дать комиссии некие руководящие указания, были предложены «формулы перехода», которые должны были выразить мнение думского большинства. В этом лежала опасность. Дума при этом могла бы одобрить уже именем Думы принцип «принудительного отчуждения» и тем наши планы разрушить. Нужно было этого избежать.

С точки зрения процедуры такой прием был бы неправилен. Если закон (ст. 56 Ул. Гос. думы) не только разрешает, но предписывает предварительное одобрение Думой «основных положений» законопроектов, которые для будущей комиссии становятся обязательными, то «формула перехода» заменить их не могла. «Основные положения» известны заранее; по ним должны идти прения, и они голосуются; одобрение их и является завершением их обсуждения. По аграрному вопросу основные положения заявлены не были, их не обсуждали и не голосовали; прения шли только по направлению и завершались сдачей законопроектов в комиссию. Подменить одобрение основных положений импровизированной формулой перехода, которая специально не обсуждалась, причем по Наказу эти формулы голосуются в порядке их поступления, и принятие одной «устраняет другие» – было бы не только обходом закона (ст. 56 Ул. Гос. думы), но могло ввести Думу в обман.

Такие формальные соображения были слишком отвлеченны для уровня Думы; мы решили пойти испытанным недавно путем: применением к формулам перехода § 97 Наказа, т. е. «предварительного вопроса». Он имел то преимущество, что число ораторов ограничивал «четырьмя». Кадеты его предложили, и его защищали Кизеветтер и Булгаков. Кизеветтер развивал опасное для нас положение, будто формула «не нужна», потому что все партии уже высказались и их взгляды известны. Такой мотив, очевидно, нас совсем не устраивал. Булгаков, который был в курсе нашего плана, доказывал, что формула была бы вредна.