Я подробно остановился на этом эпизоде, чтобы не рассказывать о другом, об аналогичной «комиссии для помощи безработным». Предложение о ней было сделано того же 7 марта, и обсуждение его было поставлено на повестку 12-го. Дума отложила его, чтобы заняться военно-полевыми судами, и вернулась к нему только 15-го. Обсуждение его продолжалось одно заседание и заняло 75 столбцов отчета. Шло приблизительно по той же дороге, что и вопрос о помощи голодающим. Тогда главным оппонентом против левых был Родичев; теперь Н.Н. Кутлер. Его задача была труднее. Родичев мог превратить «Комиссию для помощи голодающим» в «Комиссию для проверки отчета продовольственной кампании за 1905–1906 годы». По рабочему вопросу и этого сделать было нельзя. Вопрос о безработных был поставлен впервые в нашей государственной практике, и пока Думе было нечего контролировать. За неимением лучшего, дабы все-таки что-либо противопоставить демагогическим предложениям вроде «все дело о безработице взять в свои руки», «вырвать исполнительную власть у правительства и подчинить ее Думе» (с.-д. Джапаридзе), Кутлер не мог ничего предложить, кроме как «поручить особой комиссии разработать вопрос, какими бы законодательными мерами можно было прийти безработным на помощь». Подобным предложением кадеты отступали от здорового принципа процедуры, на котором сами настаивали и по которому основные положения законопроекта должны были быть формулированы его авторами, а не комиссией Думы; но, по крайней мере, в нем ничего антиконституционного не было. Оно было только непрактично[46]
. Потому и правительство если и не присоединялось «всецело и всемерно» к их предложению, как в помощи голодающим, то все-таки, в лице министра торговли и промышленности Философова, заявило, что «против предложения Партии народной свободы оно не возражает». Оно было принято, комиссия выбрана, но никаких законодательных мер не придумала и Думе доклада даже не сделала. Соц. – демократы, которые первые предложили создание комиссии для безработных, интерес к ее работе уже потеряли.Я упомянул, что прения по «комиссии о безработных» 12 марта были прерваны, чтобы перейти к «спешному» законопроекту об отмене военно-полевых судов, внесенному кадетами еще 9 марта. На этом законопроекте надлежит остановиться; без комментариев его смысла невозможно понять.
С точки зрения практической он может казаться абсурдом. Не потому, чтобы, как Столыпин позднее доказывал, меры, проведенные по 87-й ст., не могли быть отменены в общем порядке законодательной инициативы (с этим можно не соглашаться), а потому, что общий порядок для таких законов желательных результатов дать бы не мог. Срок для внесения в Думу соответствующего законопроекта, без чего принятая по 87-й ст. мера автоматически падала, истекал через 2 месяца после открытия Думы, т. е. 20 апреля. Если бы правительство в течение этого срока закон свой внесло, Дума могла бы его в тот же день отклонить: тогда мера немедленно бы падала. Провести же свой закон об отмене судов через Думу, Государственный совет и санкцию Государя раньше 20 апреля, при законном месячном сроке для подготовки министров к ответу, было нельзя. А главное, вносить подобный закон значило подчинять отмену принятой меры согласию на это Гос. совета, что думские права умаляло. Словом, никакие соображения о практической пользе такого законопроекта не могли быть причиной, чтобы его в Думу так спешно вносили.
Причина была совершенно другая. При декларации Дума отложила критику действий правительства до «рассмотрения его законопроекта». Но готовых к рассмотрению законов пока не предвиделось, пришлось бы поэтому еще долго молчать. А между тем мы уже чувствовали недоумение, которое наше молчание в нашем лагере вызвало. Оно потом увеличивалось. В день 6 марта говорили одни соц. – демократы. 7 и 9 марта по вопросу о «комиссии голодающим» мы с ними столкнулись, а Столыпин «всецело и всемерно» предложение кадетов поддержал. При тогдашних нравах одно это вызвало смуту. Нас упрекали, что мы перешли «в лагерь Столыпина». Статьи «Речи» от 10, 11 марта, полемика ее с левыми газетами и левыми слухами, повторные напоминания, что не мы присоединились к Столыпину, а он к нам, показывают, какие пустяки тогда способны были смущать и как болезненно на такие упреки фракция реагировала. Самое наше молчание 6 марта вследствие этого получало иное освещение. В результате последовал первый бунт депутатов против тактики лидеров. Депутаты потребовали внесения какого-нибудь законопроекта на немедленное обсуждение Думы, чтобы, воспользовавшись этим, излить свои чувства и изложить свой взгляд на политику власти и в прошлом, и в будущем. Для такой цели ничто не могло быть благодарней, как законопроект об отмене всем ненавистных военно-полевых судов, введенных Столыпиным в междудумье. Мы спешно его изготовили и внесли на одобрение фракции.