Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Но этого мало. Дума была так рано распущена, что громадное большинство законопроектов правительства еще оставалось в комиссиях, и сейчас с достоверностью невозможно судить не только об отношении к ним, но и о самих законах (гл. III). Однако не будет слишком смело сказать, что в законодательной сфере нельзя было вообще ожидать систематического конфликта правительства с Думой. Если правительство было искренно в своей декларации и действительно хотело «преобразовать Россию в духе октябрьского Манифеста», т. е. «превратить наше отечество в государство правовое», при котором «права и обязанности русских подданных не будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц», если его законопроекты к этой цели стремились, то Дума им бы не стала противиться. Этих преобразований она хотела, конечно, больше, чем наше правительство. Принципиальные враги подобных реформ были не в Думе, а в верхней палате; позднее это они доказали. В понимании того, что нужно в этом направлении делать, Дума пошла бы, наверное, дальше правительства; например, там, где правительство ценз только понижало, она вводила бы четыреххвостку; где оно сокращало контрольные полномочия власти, Дума стала бы вовсе их отменять; она захотела бы не «пересмотра», а «отмены» исключительных положений и т. д. Не отвергая правительственных законопроектов, она их стала бы оснащать своими «поправками». Партийные законопроекты, которые вносились в Думу и передавались в комиссии, как материал, послужили бы канвой для подобных поправок. Но в этом никакой опасности, кроме потери времени, не было. Государственный совет стал был отклонять эти поправки, а когда, после «согласительных комиссий», перед Думой стала бы альтернатива – или законопроект принять без поправок, или оставаться при старом порядке, она стала бы «подчиняться насилию». Ведь предположенные реформы, как бы они ни были робки, были все-таки шагом вперед, не назад. Безусловное сопротивление Думы правительство могло встретить только в тех редких случаях, когда бы оно хотело ухудшать старый порядок, увеличивать произвол, сокращать гарантию прав отдельных людей против власти. Но это в цели правительства не входило, и этого ему не было нужно. Существовавший порядок давал ему для этого достаточно полномочий. И во всяком случае, не в этом был смысл декларации, и не в этом тогдашняя политика Столыпина заключалась. Потому ему нельзя было опасаться принципиального конфликта с Думой на законодательной почве.

Была только одна группа реформ, которой правительство дорожило и которая не встречала сочувствия Думы; это – законы крестьянские. На них интересно остановиться тем более, что отношение к ним было неодинаковое.

В эту группу входил, во-первых, уже проведенный по 87-й ст. закон 5 октября 1906 года о «равноправии»; у него противников не было, и он стал обсуждаться впервые только через десять лет, в мае 1916 года; во-вторых, закон 9 ноября, более спорный – о выходе из общины; в-третьих, целая группа законов о передаче ряда земель Крестьянскому банку для распродажи крестьянам в общей сложности 11 миллионов десятин (9 – казенных, 2 купленные у помещиков).

Эта последняя группа законов в своей совокупности, по выражению декларации, стремилась к двум главным целям: к увеличению площади крестьянского землевладения и к введению личной земельной собственности на общих началах. Это было основной идеей Столыпина; она не только удовлетворяла крестьянским желаниям, т. е. мечте о земле, она приравнивала их к другим состояниям в праве личной собственности и подводила твердое основание под местное самоуправление и конституционный строй. Так, по крайней мере, правительство на это глядело (глава III).

Большинство Думы не было с этим согласно. Не останавливаюсь на законе 9 ноября о «выходе на общины»; несмотря на традиционное сочувствие левых «общине», как эмбриону социализма, ни одна партия не захотела бы держать крестьян в общине насильственно. Спор мог быть только о частностях, о поправках к закону, которые можно было сделать при его обсуждении. Ни у одной партии для этого не было уже готовых поправок. При обсуждении в 3-й Думе кадеты своей изобретательности не сделали чести, когда в виде поправки предлагали применить «общее право», т. е. делать раздел общинной собственности по правилам X тома, о разделах. Потому здесь сговор и компромисс были возможны.

Настоящее разномыслие отделяло правительство от всех левых партий только в вопросе о способах увеличить крестьянское землевладение. Эти партии не соглашались землю для крестьян покупать у владельцев, а предлагали ее у них принудительно отчуждать. Оправданием такого приема они выставляли старую историческую несправедливость – раздачу дворянам «населенных земель». Это было преддверием большевистского лозунга – «грабь награбленное». Было ли такое отчуждение справедливо относительно владельцев земли и даже была ли эта реформа государству полезна – такого вопроса и не ставилось; самая постановка его уже рассматривалась как проявление помещичьей алчности.