Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Когда Столыпин, приглашая общественных деятелей в свой кабинет, указывал, что хочет использовать 87-й ст. для удовлетворения некоторых потребностей населения, а они возражали, что он не имеет права этого делать без Думы, я в этом разномыслии был согласен со Столыпиным (глава V). Я не могу ему ставить в вину, что он не хотел дожидаться созыва Думы. Но, пользуясь выгодами, которые эта статья правительству давала, он шел и на риск. Он должен был учитывать настроение будущей Думы. Если она законов его не одобрит, введенные им меры падут. Неудобство этого порядка было правительством испытано в 4-й Думе, которая не захотела одобрить закона о Министерстве народного здравия, уже созданного им по этой статье.

У всего есть оборотная сторона. Ст. 87 давала правительству большие права в ущерб будущей Думы. Но когда, использовавши это право, правительство Думу собрало, оно могло или, как с военно-полевыми судами, само от некоторых временных мер отказаться и дать им упасть, или мириться с тем, что их обсуждение будет протекать в особых условиях. Если Дума внесенному закону сочувствовала, она могла с рассмотрением его не торопиться; он все равно уже действовал. Так было с законом 5 октября 1906 года о крестьянском равноправии, который не был рассмотрен до 1916 года. Более того. Если у нее могло быть опасение, что Гос. совет его может отвергнуть, Думе было выгоднее совсем его не рассматривать. Государственный совет приведен был бы этим к бессилию. Он закона бы и не увидал и лишить его силы не смог бы. В этом было правовое преимущество Думы над 2-й палатой, на что я указывал в своей книге «Власть и общественность» (т. III, с. 593). Это не все. Дума могла использовать особенность подобных законов, чтобы навязать Гос. совету такие поправки, на которые в обычных условиях он мог не пойти. Если он поправок Думы не принимал, он рисковал, что Дума отвергнет весь закон и тогда уже осуществленная мера падет. В 1916 году Дума по моему докладу рассматривала закон 5 октября 1906 года о крестьянском равноправии, который десять лет уже действовал; понимая, что правительство не согласится на падение такого закона по несогласию с его улучшениями, я вводил в него много поправок, которые Гос. совету пришлось бы принять, чтобы не взять уже на себя ответственность за провал всей принятой меры. Конечно, был предел такому давлению. Приведу пример. При рассмотрении этого закона кадетами была внесена поправка о распространении равноправия и на евреев; я, как докладчик, против нее возражал, и она была Думой отвергнута. Это был совершенно новый, не сословный вопрос, и нельзя было рисковать в интересах самих же евреев, чтобы из-за них были бы отняты те права у крестьян, которыми они уже десять лет пользовались.

Но эти преимущества, которые Дума имела, обратились бы против нее, если осуществленная мера была бы приемлема для нее только при известных поправках, т. е. если бы без этих поправок, по ее мнению, было бы предпочтительно все оставить по-старому. Если Дума примет закон со своими поправками, она свое преимущество этим теряет; стоит тогда уже Государственному совету его не рассматривать, и мера в прежней редакции, без принятых Думой поправок, будет оставаться в силе столько времени, сколько уже 2-й палате будет угодно. И потому в этом случае у Думы оставался один только исход: отвергнуть самый переход к постатейному чтению и этим сразу весь закон уничтожить. Пускай правительство вновь вносит его со своими поправками уже в общем порядке.

Это необходимо иметь в виду, чтобы оценить отношение Думы к этим законам.

По 87-й ст. было проведено за междудумье много законов; громадная часть их действительно удовлетворяла желания населения. Как придирчиво Дума к ним ни относилась, когда 20 апреля все такие законы оказались внесенными и фракции стали выискивать, которые из них можно сразу отвергнуть, таких нашлось только четыре. Они и были рассмотрены в заседании 21, 22 мая, отвергнуты, и принятые раньше меры действие свое прекратили. Об отвержении двух таких мер специально упомянул Манифест; Дума, сказано в нем, «не остановилась даже перед отклонением законов, каравших открытое восхваление преступлений и сугубо наказывавших сеятелей смуты в войсках». Такое изложение фактов совершенно несправедливо.

Эти отвергнутые Думой законы не относились к тем, которые предназначались Столыпиным для удовлетворения потребностей «населения». Ни одна группа населения в них заинтересована не была. Их характер другой. Они удовлетворяли только «потребностям власти». Но власть по собственной вине придала этим законам такую негодную форму, что Дума имела полное право за нею не следовать.