Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

В середине ноября 1941 года этот проект вернулся из Ставки фюрера с короткой запиской Кейтеля: «Политические вопросы принципиально лежат вне ведения командования группой армий. Кроме того, выраженные здесь соображения неприемлемы для фюрера».

В декабре фон Браухич и фон Бок были сняты со своих постов. Их мнение было отброшено Гитлером ещё резче, чем мнение Розенберга. Судьба русского освобождения, а вместе с ней и судьба войны, была решена.

Полковники действуют

Ни среднее немецкое офицерство, ни солдаты, ни население оккупированных областей, однако, ничего не знали об этом и могли только догадываться. Борьба за пересмотр восточной политики фюрера приняла характер широкого, но труднообозримого движения, в котором, порой вовсе не сознавая этого, сотрудничали не только бесчисленные немцы и русские, но даже и различные сепаратисты, причём немцы стремились к победе Германии, русские – к созданию свободной России, сепаратисты же мечтали о великой Украине, великой Чечне, самостоятельной Грузии и так далее.

Начиная с зимы 1941/42 года не было, вероятно, русского оккупированного города, в котором не писались бы меморандумы и доклады, свидетельствующие о тревоге, терзавшей каждого русского антибольшевика, и требовавшие немедленного включения русских в борьбу против большевизма. Эти меморандумы и доклады писались и русскими, и сепаратистами: и те, и другие желали бороться на стороне Германии, но задавали вопрос: что будет дальше с нашей страной? Некоторые даже, с отчаянием предвидя победоносное возвращение большевизма, заканчивали аналогично словам меморандума, составленного в Пскове: «Если германское правительство не найдёт возможным удовлетворить просьбу русских людей и провести предлагаемые мероприятия (т. е. отказаться от проводимой им восточной политики. – Прим, автора), то мы просим – обманите нас, обманите русский народ, чтобы только он мог покончить с большевизмом!»

Поток этих меморандумов и докладов, в подавляющем большинстве застревавших в ближайшей немецкой комендатуре, продолжался ещё добрых два года, но достиг только одного: он снабдил аргументами немцев (в том числе и национал-социалистов), в свою очередь писавших доклады и требовавших пересмотра восточной политики.

Добровольцы

Население, между тем, постепенно дифференцировалось. Большая часть заняла выжидательную позицию, активное же меньшинство – либо связывалось с партизанами, либо, наоборот («хоть с чёртом, лишь бы против Сталина!»), шло на немецкую службу. В немецких частях появлялось всё больше и больше добровольцев. Фельдфебели скрывали их от капитанов, капитаны от полковников, полковники от генералов, генералы от Ставки фюрера, не желавшего «иметь с русскими ничего общего». Но число их росло и совершенно скрыть их существование становилось всё труднее.

Немцы назвали их «Hiwi» – «Hilfswillige» («добровольные помощники»). Название звучало официально. Официальность звучания заменяла на первых порах официальное признание, которое вскоре и последовало в форме приказа фюрера № 2-15 от 13 января 1942 года. Этим приказом, во-первых, запрещалось формировать из добровольцев части крупнее батальона, а, во-вторых, запрещалось ставить их под командование «туземных» (einheimisch) офицеров.

Дело и здесь остановилось, и только через год, несмотря на устойчивое нежелание Гитлера даже разговаривать о каком-либо изменении принятой политической концепции превращения земель на востоке в германскую колонию, полковнику Генерального штаба графу Штауффенбергу удалось добиться разрешения учредить специальную инспекцию по делам добровольцев. Во главе её с пышным званием «Генерала Восточных Войск» был поставлен мало к чему способный генерал-лейтенант Гельмих (впоследствии заменённый генералом Кёстрингом) с подполковником фон Фрейтаг-Лорингхофеном в качестве начальника штаба (в мае 1943 года заменён энергичным Герре). Центральная регистрация добровольцев, произведённая этой инспекцией, дала цифру в 800 тысяч человек, сведённых уже частично в отдельные батальоны. Немцы сами были потрясены. Согласись только Гитлер, и Русская Освободительная Армия, о которой писало командование группы армий «Центр» и мечтали сами добровольцы, могла бы быть создана очень быстро.

При учреждении инспекции было, однако, совершенно ясно оговорено, что ей предлагается нести лишь консультативную функцию, формировать же части из добровольцев крупнее батальона ей было по-прежнему запрещено согласно уже упомянутому приказу фюрера от 13 января 1942 года.

Появление Власова

С таким же запозданием, к концу того же 1942 года на стороне немцев появился человек, чьё имя стало и для многих русских и для немцев символом российского освободительного движения того времени. Это было имя попавшего в немецкий плен советского генерал-лейтенанта А.А. Власова.