Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Итак, свыше трёх миллионов. Господин Штрик-Штрикфельдт, который сидит здесь рядом, делал в то время доклад, предлагал Генштабу отпустить всех пленных, которые живут в «освобождённых», как мы тогда их называли, то есть занятых нами, районах. Это было бы, конечно, хорошим делом. Там можно было бы организовать милицию, вооружить её, и она сама не допустила бы партизанщины, которой в то время на Украине ещё вовсе и не было, а на среднем участке фронта, в лесах, сидели только некоторые партработники, которые не смогли или не успели бежать. Эти первые партизаны стремились только сохранить свою жизнь, и для нас они были безопасны.

О партизанах следовало бы говорить отдельно и подробно. Но факт, что при каждой немецкой дивизии оставались русские пленные, которых обмундировывали в немецкую форму, и они боролись на стороне немцев. 34-я пехотная дивизия в 1941 году предложила всем взятым ею пленным статус равноправных солдат. И в результате, с 1942 года почти половина этой дивизии состояла из бывших красноармейцев. Это, конечно, исключение, но показывает, какие возможности были в то время. Постепенно на стороне немцев таким образом оказалось до девятисот тысяч так называемых «хиви» (Hiwi [Hilfswilliger] – доброволец, буквально «желающий помогать»), и Гитлер ничего не знал об этом.

Словом, в начале войны немцы имели огромные политические возможности, но, увы, их не использовали. Нужно было, конечно, создавать временное российское правительство и единую, ему подчиняющуюся, Русскую Освободительную Армию, а не разрозненные русские батальоны в составе немецких дивизий под этим названием. А самое главное – указать цель войны. Не только – против чего русские должны бороться, но и за что: не только против Сталина, но и за независимую, в том числе и от немцев, Россию. В том, что это не было сделано, и заключалась страшная ошибка немецкой политики. Война была проиграна именно из-за отсутствия правильной и морально полноценной политики. Власов и его сотрудники не смогли осуществить своих планов только потому, что немцы не позволили им действовать самостоятельно. Власовское движение погибло, но его короткая жизнь была связана с тем редчайшим моментом, когда пульс истории, казалось бы, останавливается на мгновение, с которого может начаться биение нового пульса, если он будет осознан и понят. Не Сталин выиграл эту войну – Гитлер проиграл её.

Война и шахтёры Донбасса. Выступление на XXVI расширенном совещании «Посева» (1974) С. Кирсанов

«Посев», 1975, № 2

В порядке более или менее непрерывной кочёвки после выхода из концлагеря перед войной меня занесло в Донбасс, где я работал на монтаже крупной районной электростанции. Поэтому мои впечатления будут касаться встречи немецкой армии донецким пролетариатом – шахтёрами, металлургами, ну и, по моей специальности, энергетиками и монтажниками.

Каковы были тогда настроения среди рабочих? Это был период антипролетарских законов: о прогулах, о хищении на производстве. Последний в условиях Донбасса превратился в закон о «шабашках». («Шабашка» – древесные отходы на шахтах. Испокон веков между предпринимателями и рабочими существовало «джентльменское соглашение»: рабочие имели право на работе собирать отходы негодного в дело дерева.) «Шабашка» была подведена под государственное имущество, которое нельзя расхищать. Около проходной нарастали кучи, вызывались автомашины, всё это грузилось, вывозилось в степь, вызывалась пожарная команда и… «шабашка» сжигалась на кострах. Конечно, это вызывало реакцию: «Ни нам, ни людям, – как собаки на сене!»

Чрезвычайно болезненную реакцию среди рабочих вызвало и введение платы за обучение.

И вот, когда началась война, приехали уполномоченные из наркомата из Москвы, был создан штаб демонтажа. Когда незадолго до конца демонтажа понадобилось вызвать ночью рабочих на работу, то в штабе возникла паника – как идти ночью в барак рабочего общежития? Это – опасно. Меня вызвали из моей квартиры и предложили вооружённую охрану. Я выпучил глаза. Говорю: «Это смешно. Я с этими рабочими работал, я никакой охраны и никаких винтовок не буду брать». Но всё-таки мне навязали одного человека с винтовкой, который меня провожал в рабочий барак. Так что, как говорится, знала кошка, чьё сало съела.

В это время широко внедрялась советская пропаганда о зверствах наступающей немецкой армии, о том, что едет в обозе чуть ли не царь. Последнее воспринималось немножко скептически, но не враждебно. В общем, всей этой пропаганде о творимых безобразиях не верили. Среди моих рабочих было несколько евреев, так и они не уехали, остались. «Ну да, – говорят, – может быть, немец там ещё против спекулянтов или кого-нибудь действует, но мы же рабочие, чего он с нас возьмёт?» Это тоже характеризует настроения, степень доверия к партии и правительству.