В полдень 22 июня 1941 года заместитель председателя Совнаркома и нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов огорошил покорных сограждан известием о «разбойничьем нападении» Германии. До этого момента А. Гитлер воспринимался, в соответствии с партийной пропагандой, не иначе как «заклятый друг». Уместно процитировать воспоминания киевского подростка: «Перед каждым фильмом непременно шёл киножурнал-боевик “Пребывание В.М. Молотова в Берлине”… Из него явствовало, что у Советского Союза нет большего друга, чем Гитлер. У советского народа есть Сталин, а затем – Гитлер. И вот Молотов едет в Германию, у нас с ней пакт о дружбе и ненападении. Его встречают в Берлине оркестрами, цветами и овациями. Изумительно маршируют гитлеровские войска. Захватывающая военная музыка. Гитлер по-братски радушно встречает Молотова, долго-долго трясёт ему руку, они о чём-то увлечённо говорят, а вокруг толпа фотографов, вспышки. И опять сногсшибательно маршируют немецкие войска с развёрнутыми знамёнами, на которых – такая мужественная, дружественная нам свастика». Из речи 22 июня слушатели узнали, что Гитлер и его «старые партийные товарищи», каких называли ещё недавно, отныне просто «клика кровожадных фашистских правителей, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы». О неоценимой помощи в деле порабощения вышеупомянутых народов, оказанной Германии СССР, Молотов промолчал.
Немцы и союзники ввели в действие силы гораздо более скромные, чем изначально допускало высшее командование Красной Армии, завысившее потенциальные возможности будущего врага на 20 %. В нападении участвовали силы противника, равные не 240, а 191 дивизии, из них в I наступающем эшелоне оперировали лишь 153, следовали во II – 13 и находились в резерве Главного командования Сухопутных сил – 25. СССР мог противопоставить агрессору на Западе сразу же около 250 дивизий: в I эшелоне – 108, во II – 62 и в резерве Главного командования – до 77 соединений, не считая серьёзного количественного превосходства в технике и других потенциальных возможностей. С учётом общей оценки состояния сил противоборствующих сторон как в целом, так и на отдельных направлениях, Вермахт мог рассчитывать лишь на временный успех, вероятно, не более чем на протяжении первых недель. В действительности же состоялся подлинный разгром Красной Армии. Окончательное политическое крушение СССР не состоялось благодаря совокупности многих причин, анализ которых выходит за рамки нашего повествования. Среди важнейших из них стоит назвать готовность высшей номенклатуры ВКП(б) пожертвовать любым количеством жизней бойцов и командиров ради сохранения собственной власти. 22 июня сталинское окружение было готово оплатить не только бесчисленными человеческими жизнями.
В кошмарные недели лета 1941 года генеральный комиссар госбезопасности Л.П. Берия в строго доверительной форме предложил старшему майору госбезопасности П.А. Судоплатову встретиться в московском ресторане «Арагви» с болгарским дипломатом И. Стаменовым для того, чтобы согласно решению советского правительства в «процессе беседы на тему о создавшейся военно-политической обстановке» неофициальным путём выяснить: «на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск». В частности, Берия поручил Судоплатову довести до сведения собеседника готовность сталинского руководства в обмен на заключение мира рассмотреть вопрос о передаче Германии «таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек» или рассмотреть другие территориальные претензии. Сталин был готов передать партнёрам по Московскому пакту 1939 года как минимум все территории, аннексированные СССР в 1939–1940 годах. Встреча Судоплатова и Стаменова в «Арагви» за «заранее подготовленным» столиком состоялась, но осталось неизвестным, уведомили ли болгарские дипломаты германскую сторону о советских инициативах.
Историки, социологи, публицисты разных возрастов и взглядов ожесточённо спорят: как в действительности реагировал народ на известие о начале войны? Цитируются самые неожиданные документы и мемуары, публикуются неизвестные свидетельства и делаются многозначительные обобщения. Одна из дневниковых записей, сделанных 22 июня: «Речь Молотова звучала с заминками, торопливо, как будто ему не хватало дыхания. Его ободряющий призыв звучал совсем не неуместно. Сразу же возникло чувство, будто угрожающе, медленно приближалось чудовище и приводило всех в ужас… Город был в панике. Люди поспешно перебрасывались парой слов, бросались в магазины и скупали всё, что попадалось под руку. Будто вне себя метались они по улицам, многие отправились в сберкассы, чтобы забрать свои сбережения… Лишь под вечер стало странно тихо. Казалось, что все куда-то забились от ужаса».