Разумеется, использовались не только поощрения. Среди первых законодательных актов периода войны – Указ Президиума Верховного Совета СССР от б июля 1941 года «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». По этому указу предусматривалось тюремное заключение от двух до пяти лет для гражданских лиц. Применительно к Вооружённым Силам Указ имел более жёсткий характер. Наравне с паническими слухами под его действие подпадали антисоветские высказывания, пораженческие и антикомандирские настроения. Политические, особые и карательные органы относили их к разряду «контрреволюционных деяний»6
.16 июля 1941 года появился приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0019, который признавал наличие многочисленных элементов, добровольно сдающихся противнику, в то время как число стойких командиров оценивалось как не слишком большое.
Приказ Ставки № 270 от 16 августа 1941 года ещё раз подтверждал наличие в Красной Армии «неустойчивых элементов», в том числе и среди начальствующего состава. Сообщалось о сдаче в плен командующего 12-й армией генерал-лейтенанта Понеделина и командира XIII стрелкового корпуса генерал-майора Кириллова7
.Трофейный бюллетень германской армии от 14 января 1942 года в разделе «Опыт войны на Востоке» давал такую характеристику морально-политическому состоянию солдат РККА: «Как правило они борются не за какой-нибудь идеал, не за свою Родину, а из страха перед начальством, в особенности перед комиссаром… Наступающая пехота компактными группами покидает свои пехотные позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком “Ура”. Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отступающим»8
. Следует отметить, что это не передовица из нацистского официоза «Фёлькишер беобахтер», а специальное издание, предназначенное для внутреннего пользования. В таких документах, как правило, не остаётся места агитации и пропаганде.Случаи дезертирства, добровольной сдачи в плен наиболее часто встречались среди лиц, призванных с территорий, насильственно присоединенных к СССР в 1939–1940 годах.
26 июня 1941 года Управление политической пропаганды Юго-Западного фронта сообщало начальнику Главного Управления политической пропаганды (ГУПП) РККА армейскому комиссару I ранга Мехлису: «Не прекращаются факты паники среди отдельных командиров и красноармейцев… Из частей поступают сведения о том, что отдельные красноармейцы приписного состава, особенно из западных областей УССР, панически настроены, пытаются уклониться от службы в Красной Армии, дезертируют…»9
3 июля 1941 года последовало очередное сообщение: «За период с 29 июня по 1 июля с.г. 3-м отделом ЮЗФ (Особым отделом НКВД при Управлении Юго-Западного фронта –
Красноармейцам, которые были уроженцами «западных областей БССР и УССР», было посвящено специальное донесение. Его составил начальник Политуправления Западного фронта для Военного совета фронта. Он сообщал, что среди этой части военнослужащих «с первых дней боёв вскрыты довольно значительно распространённые пораженческие и антисоветские настроения»: «…нарисовали на одежде свастику…»; «…открыто заявил, что стрелять в немецких фашистов не будет…»; «…восхваляли Гитлера…»11
.Автор донесения делает попытку социального анализа этих явлений: «В 220-й мотострелковой дивизии (Орловский округ) перед началом боевых действий было 3 400 человек, из них – 300 поляков и немцев, 800 человек имели родственников за границей и 600 человек имели репрессированных НКВД родственников. Из этих красноармейцев 1 600 человек отчислены в запасные части. В 232-й стрелковой дивизии изъято 130 таких красноармейцев. В 187-й стрелковой дивизии под особым наблюдением находятся 230 человек»12
.В конце донесения сделан обобщающий вывод: «Все эти факты требуют, чтобы по отношению к этой неблагонадёжной прослойке красноармейцев принимались организационные меры заранее, не выводя таких красноармейцев на Западный фронт. Правильным решением этого вопроса будет: отправка их на службу в глубокий тыл, а по отношению к наиболее активной части – решительные репрессивные меры»13
.