Народ и режим в 1941-м
Ю.Цурганов
Сегодня новому поколению внушается мысль: «Поразительные успехи немецких войск и пугающие неудачи Красной Армии в первые недели войны сблизили всех советских людей, понимавших, что именно сейчас решается судьба Отечества: с победой Германии рухнет не просто советская власть или сталинский режим, будет уничтожена Россия… Общее настроение сблизило советских людей, сделало их похожими на единую семью»1
.Какие социологические опросы, какие исследования общественного мнения позволили делать заявления о том, что чувствовали и что понимали «все» советские люди? Таких опросов и таких исследований не было и быть не могло. Но есть доказанные факты, которые свидетельствуют об отсутствии единомыслия в советском обществе. Любимое слово постсоветских историков – «неоднозначное» – действительно уместно, когда речь идёт об отношении граждан СССР к германскому вторжению.
Допустим: «общее настроение сблизило советских людей, сделало их похожими на единую семью». Что же дальше? «Это почувствовал и Сталин. 3 июля 1941 года он обратился к народу со словами “Братья и сёстры…”, возложив на себя тем самым, в глазах большинства людей, нелёгкую долю главы огромной семьи – Отечества, попавшего в смертельную опасность»2
. Даже если «общее настроение» действительно сблизило советских людей в ходе войны, то это, во всяком случае, не могло проявиться в течение первых двух недель – к 3 июля. Даже в советской литературе писали об атмосфере всеобщей растерянности. Что мог «почувствовать» Сталин? Его знаменитая речь, начинающаяся словами «Братья и сёстры» – это не стремление следовать сложившимся в обществе настроениям, а попытка создать выгодные Сталину настроения.Первым к населению СССР в связи с начавшейся войной обратился не Сталин, а Молотов. Это было 22 июня. Он охарактеризовал войну как «отечественную». Так называли и называют войну 1812 года, в которой, помимо регулярной армии, активное участие принимало гражданское население. Такой характер войны проявился не сразу, и только когда участие в ней гражданских лиц стало очевидным фактом, это дало основание властям и историкам говорить о её «отечественном» характере. В отношении же 1941 года «телега поставлена впереди лошади».
Зарубежные историки много писали о том, что у части военнослужащих Красной Армии проявилась тенденция связывать с германским вторжением возможность освободиться от сталинских порядков. Много писали о добровольной сдаче в плен, о переходе на сторону германских войск3
.Советские критики утверждали, что все эти истории придумали себе в оправдание «гитлеровские недобитки» и их пособники.
Цифры и факты, приводимые зарубежными учёными, также полагали сомнительными, так как они взяты не из документов, хранящихся в архивах СССР. Расчёт был прост – правда только в наших архивах, а вы до них всё равно никогда не доберетесь.
Но после краха КПСС архивы стали открываться, документы публиковаться4
. И выяснилось, что они в принципе подтверждают данные зарубежных исследований.По определению советских энциклопедических изданий, любой героизм имеет классовое содержание. Его высшей формой считается социалистический (советский) героизм. Можно, однако, добавить, что это явление в годы войны имело целую систему стимулов.
21 октября 1941 года Военный совет Западного фронта внёс на рассмотрение Сталина предложение: «Первое – Боец или командир за уничтоженный танк противника… награждается 1 000 рублями. За уничтожение 3-х танков противника, кроме того, представляется к награждению орденом Красной Звезды…»5
И так далее, вплоть до представления к званию героя Советского Союза за уничтожение десяти и более танков. Этот документ был подписан командующим Западным фронтом генералом армии Г.К. Жуковым. Аналогичную систему поощрений Военный Совет установил для санитаров-носильщиков.