Вторая мировая война. Ад на земле

«Здравствуй, моя любимая! Последние две недели мы наступали почти каждый день, ночуя в бункерах, палатках или просто под открытым небом. Однако со вчерашнего дня нас расквартировали в доме, и мы спали в кроватях… Наше подразделение заслужило это тем, что мы сделали свое дело под Кенигсбергом, и, конечно, он был взят. Наши самолеты бомбили город три дня подряд. Земля тряслась при артобстреле, город окутался облаками дыма. Сначала фашисты отчаянно сопротивлялись, но они не смогли выдержать этот ад. Кажется, у них не хватало боеприпасов, а еще не было поддержки с воздуха… Огромное их количество было взято в плен. По радио объявили: “Передовые отряды союзников перешли границу Чехословакии!” Все должно скоро закончиться! Возможно, еще не все будет позади: остается Япония, будь она проклята… Но мне кажется, что, как только война в Европе закончится, союзники постараются быстро покончить и с ней»⁴¹.

По мере того как разваливалась система снабжения Германии, начиная с конца марта гражданское население столкнулось с серьезным голодом даже в зонах, которые по-прежнему удерживал вермахт. И все понимали, что дальше будет хуже. Подросток из Берлина Дитер Борковски 14 апреля ехал на городской электричке, набитой пассажирами, которые вслух громко выражали свой гнев и отчаяние. И вдруг солдат с медалями, которые казались нелепыми на его невзрачной, грязной фигуре, крикнул: «Тихо! Я хочу вам кое-что сказать. Даже если вы не хотите слушать! Мы должны выиграть эту войну. Мы не должны терять мужества. Если победит противник и сделает с нами хоть часть того, что мы делали на оккупированных территориях, через неделю в живых не останется ни одного немца». Борковский писал: «В поезде стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька»⁴².

Когда русские дошли до Люббенау, находящегося почти в 100 км к югу от Берлина, жена офицера СС Хильдегард Трутц надеялась, что двое маленьких детей, которых она сжимала в объятьях, спасут ее от изнасилования. «Господи! Когда появился первый, я устроила целый спектакль! Когда это сейчас вспоминаю, я не могу удержаться от смеха. Я держала Эльке на руках, а Норфрида вытолкнула перед собой, надеясь, что это разжалобит русского. Но он просто оттолкнул Норфрида в сторону и повалил меня на землю. Я кричала и цеплялась за Эльке, но русский не останавливался, пока мне не пришлось отпустить ее. Он сделал все довольно быстро, ему на все потребовалось не больше пяти минут… Я скоро поняла, что гораздо лучше совсем не сопротивляться, потому что, если не сопротивляться, все заканчивается гораздо скорее»⁴³.

Фредерика Гренсеманн, вернувшись домой с работы, увидела, что ее отец, получивший повестку, собирается в фольксштурм. Он вручил ей свой пистолет и сказал: «Все кончено, дитя мое. Обещай мне, что, когда придут русские, ты застрелишься»⁴⁴. Затем он поцеловал ее и ушел, чтобы погибнуть в бою. Очень немногие немцы относились к мобилизации самообороны добросовестнее, чем господин Гренсеманн. Сделалась популярна пародия на песню «Вахта на Рейне»: «Дорогая Родина, будь спокойна, фюрер призвал в армию дедушек»⁴⁵. Жители Берлина раскупили все продукты, какие еще оставались в магазинах, затем спрятались в подвалах, которые стали их убежищами на несколько следующих дней. В темноте, во время паузы между воздушными налетами русских, Руфь-Андреас Фридрих отважилась на короткую вылазку. Она увидела красное небо на востоке, «как будто по нему была разлита кровь», и услышала артиллерийскую канонаду, которая теперь вообще не прекращалась и «рокотала как отдаленный гром. Это не были бомбежки, это была… артиллерия… Перед нами простирался бесконечный город, черный в черноте ночи, скрюченный, словно он желал закопаться в землю. И нам было страшно»⁴⁶.