Вторая модель

На крыльце Роберт ненадолго остановился. Как разозлилась Пег на беднягу Линдквиста! Конечно, цитата прозвучала бестактно, но все же… В раздумьях Роберт наморщил лоб. Вот глупость какая! Они с Пег женаты три года. Вне всяких сомнений, Пег любит его и верна ему. Правда, общего у них маловато. Пег любит сидеть в саду, читать, размышлять, подкармливать птиц… Или играть с Сэром Фрэнсисом.

Обогнув дом сбоку, Роберт вышел на задний двор и углубился в сад. Ну, разумеется, Пег любит его! Любит его и хранит ему верность. Одна мысль о том, будто ей могло прийти в голову… будто Сэр Фрэнсис мог… Нет, это просто абсурд!

Роберт остановился. Сэр Фрэнсис, пасшийся у дальнего края сада, деловито тянул из земли червяка. Под взглядом Роберта белый гусак проглотил добычу и отправился дальше, искать в траве насекомых, жуков с пауками. Вдруг гусь замер на месте, насторожился, и Роберт решительно зашагал к нему. Вернувшись из больницы, Пег будет по горло занята малышом Стивеном, так что лучшего времени не придумаешь. Хлопот у Пег образуется полон рот, и о Сэре Фрэнсисе она, пожалуй, забудет начисто. Младенец и все прочее…

– Поди-ка сюда, – сказал Роберт, подхватив гусака. – Этот червяк в нашем саду был для тебя последним.

Сэр Фрэнсис яростно загоготал, рванулся прочь, лихорадочно отбиваясь клювом. Роберт отнес гуся в дом, сунул в извлеченный из чулана чемодан, щелкнул замками и утер взмокший лоб. И что же дальше? Назад его, на ту самую ферму? Всего полчаса езды… Вот только сможет ли он ее отыскать?

Ладно, попробуем.

Роберт отнес чемодан к машине и бросил на заднее сиденье. Всю дорогу Сэр Фрэнсис оглушительно верещал – поначалу от злости, но вскоре, как только Роберт свернул на шоссе, злость в гоготе гусака сменилась отчаянием и безысходностью.

Сам Роберт упорно молчал.

Осознав, что Сэр Фрэнсис покинул их дом навсегда, Пегги о нем почти не заговаривала. Похоже, смирилась с его исчезновением, хотя около недели держалась необычайно тихо. Затем она постепенно повеселела, как ни в чем не бывало смеялась, играла со Стивеном, выносила его на солнце, клала на колени, нежно ерошила мягкие детские волосы.

– Совсем как гусиный пух, – однажды сказала она.

Роберт согласно кивнул, хотя сравнение пришлось ему не слишком-то по душе. Разве похоже? Скорее уж как кукурузные рыльца… Однако вслух возражать он не стал.

В нежных, заботливых материнских руках, часами греясь на солнце в тихом саду, под раскидистой ивой, Стивен рос, не зная ни болезней, ни огорчений. Спустя несколько лет он превратился в чудесного, милого малыша с огромными карими глазами, а играл чаще всего сам с собой, в сторонке от прочих детей – порой в саду, порой в собственной комнате наверху.

Еще Стивен очень любил цветы. Когда садовник занимался посадкой, Стивен всякий раз присоединялся к нему, с предельной серьезностью наблюдая за каждой горсткой семян, отправляемых в землю, за каждым крохотным, тщедушным ростком, обернутым в мох, бережно опускаемым в согретую солнцем ямку.

Говорил он на удивление мало. Порой Роберт, оторвавшись от работы, заложив руки в карманы, курил у окна гостиной, не сводя глаз с безмолвного, тихого мальчугана, играющего в одиночку среди кустов и травы. Годам к пяти Стивен полюбил слушать сказки из огромных книг с множеством иллюстраций – их приносила ему Пегги. Оба шли в сад и, усевшись над книгой голова к голове, разглядывали картинки, неторопливо читали сказки, нередко присочиняя что-то на ходу.

Роберт мрачно, безмолвно наблюдал за ними из-за окна. Его позабыли, бросили, оставили в стороне! Он столько времени ждал, так хотел сына, и вот…

Внезапно его вновь одолели сомнения. В голову снова полезли всевозможные мысли о Сэре Фрэнсисе и о словах Тома. Разозлившись, он отшвырнул эти мысли в сторону… но отчего мальчуган так далек от него? Неужели с сыном никак, совсем никак не сблизиться?

Роберт задумался.

Однажды теплым осенним утром Роберт вышел из дома и остановился на заднем крыльце, дыша свежим воздухом и глядя вокруг. Пегги отправилась за покупками, а затем в парикмахерскую – то есть вернуться должна была не скоро.

Стивен сидел в одиночестве за невысоким столиком, подаренным ему на день рождения, раскрашивая карандашами картинки. С головой ушедший в работу, мальчишка сосредоточенно морщил лоб. Сойдя с крыльца в мокрую от росы траву, Роберт неторопливо направился к сыну.

Стивен поднял взгляд, отложил карандаш и застенчиво, дружески улыбнулся идущему к нему отцу. Подойдя ближе, Роберт остановился у столика и тоже заулыбался – слегка натянуто, неуверенно.

– Что скажешь? – спросил Стивен.

– Ты не против, если я побуду с тобой?

– Нет.

Роберт задумчиво почесал подбородок.

– Скажи, а что ты такое делаешь? – помолчав, спросил он.

– Что делаю?

– Ну, вот… с карандашами.

– Рисую.

Стивен поднял рисунок повыше. Середину листа занимала изрядной величины фигура, желтая, точно лимон. Роберт вместе со Стивеном пригляделся к ней.

– Что это? – спросил он. – Натюрморт?

– Это солнце.