Покинув кухню, миссис Дрю поспешила в спальню, затворила за собой дверь и повернулась к ростовому зеркалу, привинченному к створке изнутри. Молода… вновь молода, вновь переполнена живым соком юности! Стоило ей вздохнуть, упругая грудь всколыхнулась так, что в глазах вспыхнули озорные искорки, губы сами собой сложились в улыбку, и миссис Дрю закружилась на месте. Взвившиеся в воздух юбки взлетели выше колен. Молода… молода и красива!
И на сей раз все это никуда не исчезнет.
Миссис Дрю распахнула дверь спальни. Баббер, стоя посреди гостиной, увлеченно набивал печеньем карманы и рот. Взгляд мальчика помутнел, налитые жиром щеки из розовых сделались мертвенно-бледными.
– Что с тобой? – спросила миссис Дрю.
– Идти пора.
– Что ж, ладно, Бернард, ступай. Спасибо за то, что приходил почитать мне, – сказала она, потрепав мальчика по плечу. – Возможно, мы с тобой еще встретимся.
– Отец не…
– Да, помню, помню!
Беззаботно рассмеявшись, миссис Дрю отворила перед мальчишкой дверь.
– Прощай, Бернард! Прощай!
С крыльца мальчишка спускался медленно, по ступеньке за шаг. Проводив его взглядом, она захлопнула дверь, вприпрыжку вбежала в спальню, расстегнула платье и сбросила его на пол. Изношенная серая ткань вдруг сделалась ей отвратительна. На миг повернувшись к зеркалу, миссис Дрю уперла руки в бедра, окинула взглядом новое – юное, пышное – тело, повела плечами, закатила глаза и залилась восторженным смехом. Чудесное тело, чудесное! Сколько в нем жизни… А груди-то как круглы! «И как упруги», – отметила миссис Дрю, тронув грудь пальцем. А сколько радостей ждет ее впереди! Подумав об этом, она едва не задохнулась от счастья. Впереди ее ждал целый мир. Но первым делом, пока наполняется ванна, следовало собрать в узел волосы.
Домой он плелся, с трудом одолевая разгулявшийся ветер. Час был уже поздний, солнце скрылось за горизонтом, потемневшее небо заволокло тучами. Студеный ветер, толкавший то в грудь, то в бок, пронизывал одежду насквозь, от холода все тело покрылось гусиной кожей. Устал мальчик зверски, до ломоты в висках, и каждые пару минут, потирая лоб, останавливался передохнуть. Казалось, сердце вот-вот не выдержит, разорвется в груди. Миновав улицу Вязов, он свернул на Сосновую. Ветер свистел в ушах, толкался, будто норовя свалить с ног. Пытаясь хоть немного прийти в себя, мальчишка помотал головой. Как же он устал, как устал! Ни руки, ни ноги не слушаются, да еще ветер лупит в грудь без пощады, щиплется холодом, треплет одежду…
Вздохнув, он опустил голову и двинулся дальше, но на углу снова остановился, оперся о фонарный столб. Небо совсем потемнело, уличные фонари начали зажигаться один за другим. Наконец он, собрав последние силы, с трудом заковылял к дому.
– Да куда мог подеваться этот мальчишка? – проворчала Мэй Серл, в десятый раз выходя на крыльцо. – А ветер-то – просто жуть!
Последовавший за нею Ральф включил свет на крыльце и встал рядом.
Ветер свистел в ушах, плетью хлестал в окна. Оба окинули взглядом темную улицу, но не увидели на мостовой ничего, кроме пары газет и прочего мусора, подхваченного разбушевавшимся ветром.
– Идем в дом, – сказал Ральф. – Вернется – ох, я его и выдеру!
Оба сели за стол, накрытый к ужину, но вскоре Мэй, отложив вилку, замерла.
– Послушай-ка! Слышишь?
Ральф тоже прислушался.
Снаружи, со стороны парадного входа, донесся негромкий, едва уловимый стук. Ральф поднялся со стула. Завывающий снаружи ветер яростно трепал занавески в комнатах верхнего этажа.
– Пойду погляжу, – сказал он.
Подойдя к двери, Ральф отворил ее. Ветер катал по крыльцу, швырял о стену нечто бесформенное, сухое и серое. Ральф пригляделся, но что это, так и не понял. Клубок спутанных стеблей засохшей травы вроде перекати-поля, какие-то тряпки… Должно быть, всего-навсего мусор, принесенный откуда-то ветром.
Подхлестнутый порывом ветра, пучок травы с запутавшимся в ней тряпьем отскочил от его коленей и снова негромко забарабанил о стену. Проводив его взглядом, Ральф медленно закрыл дверь.
– Что там? – окликнула его Мэй.
– Ничего, – ответил Ральф Серл. – Ничего. Просто ветер.
За дверцей ходиков[33]
В тот вечер он вынес подарок к ужину и поставил рядом с ее тарелкой. Дорис уставилась на прямоугольный сверток, прижав ладошку к губам.
– Господи, что это? – спросила она, с блеском в глазах повернувшись к нему.
– А ты открой, посмотри.
Дорис ловко разрезала острым ноготком ленточку и бумагу. Грудь ее вздымалась и опадала в такт участившемуся дыханию. Глядя, как она снимает с коробки крышку, Ларри закурил, прислонился плечом к стене.
– Часы с кукушкой! – в восторге вскричала Дорис, разглядывая подарок со всех сторон. – Настоящие ходики с кукушкой, как у мамы! Точно такие же висели на стене в мамином доме, когда еще был жив Пит…
В глазах ее искорками заблестели слезы.
– В Германии сделаны, – сообщил Ларри, а чуть помолчав, добавил: – Карл для меня раздобыл, по оптовой цене. Есть у него знакомый, занимающийся часами. Иначе я и не смог бы…
Тут он умолк: Дорис издала некий странный, негромкий звук.