Вторая модель

– Я говорю: иначе они оказались бы мне не по карману, – зло сдвинув брови, закончил Ларри. – Что на тебя вдруг нашло? Ты же получила часы, так? Точно такие, какие хотела?

Дорис молчала, не выпуская из рук темно-коричневый деревянный ящичек, крепко сжимая его в ладонях.

– Ну, что на тебя вдруг нашло? – повторил Ларри.

К немалому его удивлению, Дорис вскочила из-за стола и, прижимая часы к груди, выбежала из комнаты.

Ларри сокрушенно покачал головой.

– Ничем им не угодишь. Все они таковы. Вечно чего-то да не хватает.

Усевшись за стол, он продолжил ужин один.

Часы с кукушкой оказались не слишком велики, однако их мягкое дерево украшало бессчетное множество затейливой резьбы, крохотных зубчиков и виньеток, и все это – ручной работы. Сев на кровать, Дорис утерла слезы и завела часы. Время установила по часикам на запястье, но вскоре, чуть поразмыслив, осторожно перевела стрелки на без двух минут десять и водрузила часы на комод.

Осталось только посидеть и дождаться, пока кукушка не выглянет из-за дверцы прокуковать десять. Присев на кровать, сцепив руки на коленях, Дорис ждала. Ждала и думала о Ларри и о его словах. И о своих словах, если уж на то пошло, тоже – и сколько над ними ни думала, не находила за собой никакой вины. В конце концов, нельзя же вечно слушать его, ни слова не говоря в свою защиту! Нельзя же вечно, всю жизнь плясать под чужую дудку!

Дорис вновь поднесла к глазам носовой платок. Зачем? Зачем он сказал о том, что раздобыл их по оптовой цене? Зачем ему потребовалось взять и разом все испортить? Если уж так, мог бы просто не покупать их…

Пальцы сами собой сжались в кулаки. Как он язвителен, как придирчив, черт побери!

Однако ходикам – небольшому ящичку с ажурной дверцей над циферблатом, с забавным резным кружевом по краям, негромко тикавшему на комоде, – она была искренне рада. За дверцей терпеливо ждала своего часа кукушка. Может, она, склонив голову на сторону, слушает, караулит первый удар часов, чтоб непременно выглянуть вовремя?

А чем она, прокуковав, занимается, что делает целый час? Спит? Ладно, вскоре Дорис увидит ее и сможет спросить. И Бобу часы непременно покажет. Бобу они понравятся, безусловно понравятся: он любит старинные вещи, даже марки и пуговицы. Конечно, это не слишком удобно, но, к счастью, Ларри вечно торчит в конторе. Если б еще не звонил временами, чтоб…

Часы зажужжали, вздрогнули, резная дверца в тот же миг распахнулась, и из-за дверцы плавно, проворно выскользнула кукушка. Остановившись, кукушка важно, с достоинством огляделась вокруг, окинула пристальным взглядом Дорис, комнату, мебель.

Да ведь кукушка в первый раз видит ее! Улыбаясь от радости, Дорис поднялась на ноги и застенчиво подошла к ней.

– Давай же, – сказала она. – Я жду.

Кукушка открыла клюв, зажужжала, зачирикала в быстром ритме и, чуть поразмыслив, скользнула назад, а дверца за ней с негромким стуком захлопнулась.

В восторге Дорис захлопала в ладоши, закружилась на месте. Кукушка оказалась замечательной, просто чудесной! А как оглядывалась, как изучала ее, как оценивающе рассматривала! Сомнений быть не могло: Дорис пришлась ей по сердцу, и сама, разумеется, полюбила кукушку всей душой, с первого взгляда. Кукушка за дверцей ходиков оправдала все ее ожидания, целиком.

Подойдя к часам, Дорис склонилась над крохотной дверцей, приникла губами к резному дереву.

– Слышишь меня? – смущенно, с запинкой прошептала она. – По-моему, ты самая чудесная кукушка на свете! Надеюсь, тебе здесь нравится?

Расправив плечи, высоко подняв голову, она отправилась вниз.

А вот у Ларри с часами отношения не заладились с первого дня. Дорис утверждала, будто все дело в том, что он их заводит неправильно, а часам не нравится, если пружина постоянно заведена от силы наполовину. Тогда Ларри предоставил ей самой заводить механизм: кукушка выглядывала наружу каждые четверть часа, безжалостно ослабляя пружину, и потому кому-нибудь постоянно приходилось следить за ней, заводить снова и снова.

Дорис старалась изо всех сил, однако частенько забывала завести часы вовремя, и тогда Ларри, с нарочитой усталостью отшвырнув газету, вставал, шел в столовую, снимал резной ящичек со стены над каминной полкой и заводил их сам, причем неизменно придерживал дверцу большим пальцем.

– Зачем ты прижимаешь пальцем дверцу? – как-то спросила Дорис.

– Так полагается.

Дорис подняла бровь.

– Да ну? А может, ты просто не хочешь, чтобы кукушка выглянула, пока часы у тебя в руках?

– А что, если и так?

– Может, ты ее боишься?

Ларри, расхохотавшись, повесил часы на стену, опасливо отпустил дверцу и незаметно для Дорис оглядел палец.

Подушечку пальца все еще украшал красноватый след. Шрамик. Чей же клюв мог оставить его?

* * *

Однажды, субботним утром, пока Ларри торчал в конторе, трудясь над какими-то исключительной важности бухгалтерскими ведомостями, в парадную дверь позвонил Боб Чамберс.

Дорис, как раз принимавшая душ, поспешно вытерлась, накинула халат и поспешила к парадному входу. Боб, широко улыбаясь, остановился в дверях.

– Привет, – сказал он, оглядываясь по сторонам.