– Все в порядке. Ларри в конторе. Работает.
– Вот и прекрасно, – обрадовался Боб, не сводя глаз с ее стройных ножек под подолом халата. – Ты нынче просто красавица.
– Но-но! – со смехом прикрикнула на него Дорис. – Может, я вовсе зря пустила тебя на порог?
Изумленные, оба с легким испугом взглянули один на другого.
– Если хочешь, – неуверенно сказал Боб, – я лучше…
– Нет, нет, бог с тобой, – возразила Дорис, ухватив его за рукав. – Только не стой на пороге, дай дверь закрыть. Сам знаешь, эта миссис Питерс из дома напротив…
Боб шагнул вперед, и Дорис захлопнула дверь.
– А я хочу тебе кое-что показать, – сообщила она. – Этого ты еще не видел.
– Антиквариат? – заинтересовался Боб. – Или что-то другое?
Подхватив гостя под руку, Дорис повела его в столовую.
– Тебе понравится, Бобби, – округлив глаза, прошептала она. – Надеюсь, понравится. Понравится обязательно, наверняка. Они… она… так много… так много для меня значит…
– Она? – Боб сдвинул брови. – Кто «она»?
Дорис расхохоталась.
– Да ты ревнуешь? Идем.
Остановившись перед камином, оба подняли взгляды к часам.
– Сейчас. Еще пара минут, и она выглянет. Вот подожди, увидишь ее сам! Я знаю: вы с ней прекрасно поладите.
– А Ларри о ней что думает?
– А вот с Ларри они друг друга не любят. Порой, когда он дома, она носа наружу не кажет, а Ларри жутко злится, если кукушка не закукует вовремя. Говорит…
– Что говорит?
Дорис опустила взгляд под ноги.
– Всякий раз говорит, что его ограбили, пусть даже часы достались ему по оптовой цене, – сказала она и вдруг снова заулыбалась. – Но я-то знаю: кукушка молчит, не выглядывает, потому что не любит Ларри. Вот когда я дома одна, она кукует мне каждые пятнадцать минут, хотя на самом деле должна куковать только раз в час. Нет, – окинув взглядом часы, продолжала она, – мне кукушка показывается, потому что хочет меня увидеть. Потому что мы с ней разговариваем: я ей рассказываю разное. Конечно, мне очень хотелось бы повесить часы наверху, в своей комнате, но это как-то… словом, так не годится.
На парадном крыльце загремели шаги. Боб с Дорис в испуге переглянулись.
Ларри, кряхтя, распахнул входную дверь, опустил на пол портфель, снял шляпу и только после заметил Боба. Глаза его сузились.
– Чамберс. Будь я проклят! Ты что здесь забыл? – процедил он, войдя в столовую.
Дорис, беспомощно запахнув ворот халата, подалась назад.
– Я, – начал Боб. – То есть мы…
Осекшись, он оглянулся на Дорис. Внезапно часы зажужжали, и выскочившая наружу кукушка закуковала, закуковала во весь голос.
Ларри шагнул к часам.
– А ну, заткнись! – рявкнул он, грозя птичке кулаком.
Кукушка, разом умолкнув, спряталась в домик. Дверца со стуком захлопнулась.
– Вот так-то лучше, – подытожил Ларри и перевел взгляд на Дорис с Бобом, безмолвно замерших рядом.
– Я просто зашел взглянуть на часы, – объяснил Боб. – Дорис сказала, они старинные, редкие и…
– Чушь! Я сам купил их. А ты убирайся отсюда, – оборвал его Ларри, шагнув к нему. – И ты тоже, – бросил он Дорис. – И часы эти чертовы с собой заберите.
Однако тут он сделал паузу и задумчиво почесал подбородок.
– Хотя нет. Часы не троньте. Они мои. Я их купил и оплатил из своего кармана.
За несколько недель, минувших после ухода Дорис, Ларри с кукушкой невзлюбили друг друга сильнее прежнего. Во-первых, кукушка почти не показывалась из-за дверцы – порой даже в двенадцать, в тот час, когда ей предстояло больше всего работы. А если вообще удосуживалась выглянуть, то подавала голос всего раз-другой, не разбирая, который там теперь час. Вдобавок в ее голосе неизменно звучали упрямые, несговорчивые нотки, так что, слыша резкие крики кукушки, Ларри всякий раз вздрагивал и даже немного злился.
Злился, однако часы заводил аккуратно: мертвая тишина в доме – ни звука чужих шагов, ни разговоров, ни стука оброненных вещей – здорово действовала на нервы. Настолько, что даже тиканью ходиков будешь рад.
Однако кукушка ему не нравилась совершенно, и порой, затевая с ней разговор, Ларри высказывал ей все, что о ней думает.
– Слушай, – сказал он однажды поздним вечером, обращаясь к закрытой дверце. – Знаю, знаю, ты меня слышишь. Эх, отослать бы тебя назад, немцам, в этот самый их Шварцвальд…
Сделав паузу, он прошелся из угла в угол.
– Интересно, что они там сейчас делают? Особенно этот сопляк со своими книжками и старинным барахлом. Увлечение стариной… что за занятие для мужчины? Антикварные безделушки – это для баб! – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ну? Верно я говорю?
Часы безмолвствовали. Подойдя к ним, Ларри остановился напротив.
– Верно я говорю?! – прорычал он. – Или тебе вообще сказать нечего?
Стрелки на циферблате часов приближались к одиннадцати. До начала нового часа оставалось меньше минуты.
– Ладно. Подождем до одиннадцати, а вот после я желаю услышать, что ты можешь ответить. А то в последнее время, после ее ухода, ты что-то неразговорчива.
Кривая улыбка на лице Ларри сменилась злобным оскалом.
– Может, без нее тебе здесь больше не по нутру? Ничего. Я за тебя заплатил, а значит, хочешь не хочешь, вылазь. Вылазь и кукуй. Слышишь меня?