Вторая модель

Майор Хендрикс закурил еще сигарету. Картина вокруг открывалась безрадостная: куда ни взгляни – ничего, кроме развалин и пепла. Казалось, будто он совсем один, единственная живая тварь во всем мире. Справа возвышались развалины какого-то городка, несколько стен среди груд обломков. Отбросив в сторону обгорелую спичку, Хендрикс ускорил шаг, но вдруг остановился, вскинул оружие, напрягся всем телом. На миг ему почудилось, что…

Из-за пустой коробки разрушенного здания вышел, неуверенно двинулся в его сторону человек – мальчишка невысокого роста.

Хендрикс моргнул, не веря глазам.

– Стой!

Мальчишка остановился. Хендрикс опустил оружие. Мальчишка молчал, не сводя с него глаз. На вид он был совсем мал – лет, может, восьми, но попробуй тут разбери, когда большинство уцелевших ребятишек практически не растет. Одет он был в рваный, заскорузлый от грязи синий свитер и шорты. Давно не стриженные темно-русые волосы, свалявшиеся в колтуны, сосульками свисали на лоб, закрывали уши. В руках мальчишка держал нечто бурое.

– Что это у тебя? – резко спросил Хендрикс.

В ответ мальчишка протянул ему ношу. Игрушка… плюшевый медвежонок. Плюшевый мишка Тедди. В огромных глазах мальчишки не отражалось никаких чувств.

Хендрикс слегка успокоился.

– Мне он не нужен. Оставь себе.

Мальчишка снова прижал медвежонка к груди.

– Где ты живешь? – спросил Хендрикс.

– Там.

– В развалинах?

– Да.

– Под землей?

– Да.

– Народу там много?

– Много… кого?

– Сколько вас там живет? Поселение у вас большое?

Мальчишка не ответил.

Хендрикс нахмурился.

– Ты что же, один там? Сам по себе?

Мальчишка кивнул.

– А кормишься чем?

– Там еда.

– Какая еда?

– Разная.

Хендрикс смерил мальчишку оценивающим взглядом.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

Не может быть. Хотя… а собственно, почему? Мальчишка тощ, физически недоразвит. Вполне вероятно, стерилен. Еще бы: столько лет облучения! Неудивительно, что так мал. И руки, и ноги – будто ершики для чистки труб, тоненькие, узловатые…

Хендрикс коснулся предплечья мальчишки. Кожа его оказалась грубой, сухой. Ну да, и поражена излучением…

Наклонившись, Хендрикс взглянул мальчишке в лицо. По-прежнему никаких чувств. Глаза огромны, темны.

– Ты слеп? – спросил Хендрикс.

– Нет. Кое-что вижу.

– Как ты сумел не попасться когтям?

– Когтям?

– Таким круглым штукам. Быстрым. Умеющим зарываться в пепел.

– Не понимаю.

Наверное, когтей здесь, поблизости, просто нет. Таких оазисов уйма. Когти, как правило, собираются вокруг бункеров – там, где побольше людей. Сконструированы так, что тепло чуют. Живое тепло.

– Твое счастье, – выпрямившись, сказал Хендрикс. – Ну? Куда направишься? Назад, в развалины?

– А можно с тобой пойти?

– Со мной? – Скрестив руки, Хендрикс взглянул на часы. – Мне идти далеко. Не одну милю. И нужно спешить: я должен быть на месте до темноты.

– Я хочу пойти с тобой.

Хендрикс пошарил в заплечном мешке.

– Не стоит. Вот, возьми, – сказал он, бросив на землю несколько банок прихваченных в дорогу консервов. – Возьми и возвращайся к себе. О’кей?

Мальчишка молчал.

– Через день-другой я пойду назад. Этой же дорогой. Встретишь меня на обратном пути, тогда со мной и пойдешь. Договорились?

– Мне сейчас хочется с тобой пойти.

– Идти далеко.

– Я справлюсь.

Хендрикс неловко переступил с ноги на ногу. Двое, идущие вместе, – слишком уж хорошая цель. Вдобавок мальчишка наверняка станет в пути обузой. Однако он вполне может и не вернуться назад. Или вернуться другим путем. И если мальчишка в самом деле совсем один…

– О’кей. Идем.

Мальчишка пристроился рядом, и Хендрикс зашагал дальше. На ходу мальчишка молчал и только крепче прижимал к груди плюшевого медвежонка.

– Как тебя звать? – спустя некоторое время спросил Хендрикс.

– Дэвид Эдвард Дерринг.

– Дэвид? А что… что случилось с твоими отцом и матерью?

– Погибли.

– Как?

– В бомбежку.

– Давно?

– Шесть лет назад.

Хендрикс замедлил шаг.

– И ты шесть лет прожил один?

– Нет. Тут раньше жили еще люди. Потом ушли.

– А тебя оставили одного?

– Да.

Хендрикс опустил взгляд. Странный мальчишка. Немногословный. Замкнутый. Но таковы они все, дети, которым посчастливилось выжить. Спокойные. Несгибаемые. Необычайно равнодушные к собственной судьбе. Не удивляются ничему. Принимают как есть все, с чем ни сталкиваются. Не ждут от жизни ничего «нормального», естественного – ни в моральном, ни в материальном смысле. Обычаи, привычки, традиции – все побуждающие к обучению силы исчезли как не бывало. Все, кроме горького опыта.

– Я не слишком быстро иду? – спросил Хендрикс.

– Нет.

– Как ты сумел заметить меня?

– Я ждал.

– Ждал? – Хендрикс слегка растерялся. – Кого ждал? Чего?

– Добычу.

– Какую добычу?

– Чтоб съесть.

– Вот как.

Хендрикс мрачно поджал губы. Мальчишка тринадцати лет, растущий на крысах, сусликах и протухших консервах. Живущий в норе под развалинами городка, среди очагов радиации и когтей, под пикирующими русскими минами, дрейфующими в небе над головой…

– Куда мы идем? – спросил Дэвид.

– К позициям русских.

– Русских?

– Наших врагов. Людей, начавших войну. Это они первыми сбросили атомные бомбы. С них все и началось.