Вторая попытка

– А я не понял, почему ты выдал нас за русских школьников, – в свой черед сознался Эдо.

Брамфатуров обвел зал внимательным взглядом, улыбнулся чему-то своему, возвратился на место.

– Отвечаю в порядке поступления вопросов. Итак, почему порций четыре? Потому что, во-первых, я не голоден; во-вторых, собираюсь вас вскоре покинуть… Почему я выдал нас за русских? Из экономических соображений. Русским сей халдей насчитает в два раза меньше, чем армянам…

– А у тебя вообще деньги есть? – всерьез забеспокоился Эдо. Глядя на него, как-то сразу становилось понятно, что в случае отрицательного ответа, он в этих стенах лишней минуты не задержится.

– Капусты навалом, брателло, – хмыкнул Брамфатуров, вынимая из внутреннего кармана пиджака штук восемь двадцатипятирублевок. – Тебе две, и тебе, Ерем, столько же. Коль вы теперь русские, то каждый платит сам за себя. Так правдоподобнее…

– Вов, откуда у тебя столько? – насторожился Ерем, пристально глядя не на купюры, а на того, кто их ему протягивал. – Только не говори, что заработал…

– Ну что ты, Ерем! Разве я стал бы такую развесистую лапшу на твои нежные уши вешать! – возмутился Владимир. – Это часть моих подъемных…

– Часть чего?! – зарумянился, причем не только ушами, Никополян.

– Подъемных… Подъемные, Ерем, это деньги, выдаваемые вновь принятому на службу сотруднику для налаживания своего быта. Как правило, сумма подъемных специально оговаривается в контракте. Мои, к примеру, составили два с половиной месячных оклада. Грубо выражаясь, чуть больше пятисот деревянных…

– Մերը ք… թե բան հասկացա: Իսկ դ՞ու, Երեմ[335], – перешел от растерянности на армянский Эдо.

– Գժվ՞ել ես, արա: Ոչ մի ծպտուն հայերեն, միայն ռուսերեն![336] – зашипел на него Брамфатуров.

Эдо виновато прикрыл рот рукой.

– Для особо понятливых объясняю, – в том же приглушенном тоне продолжил Брамфатуров, – меня приняли на работу в КГБ. Назначили зарплату, выдали подъемные. Сейчас я прохожу испытательный срок в виде учений на пересеченной местности. Стажеры из отдела наружного наблюдения должны не выпустить меня из виду, а я обязан от них ускользнуть. Вот, кстати, почему порций шашлыка четыре, а не шесть. Как только они расслабятся, я попытаюсь слинять через кухню…

– А тебя туда пустят? – усомнился Эдо.

– Ты – идиот, Бегларян! – сообщил вполголоса Ерем. – Вместо того, чтобы поинтересоваться, кем в КГБ устроился наш друг, ты задаешь дурацкие вопросы о кухне…

– Господа диссиденты, чтобы у вас отпали всякие сомнения относительно моих намерений, отвечаю, что они остались теми же, что были у всех нас троих памятным днем шестнадцатого января сего года. Я принят с испытательным сроком на службу в Первое Главное Управление КГБ, то есть – в отдел внешней разведки. Сечете, парниши? Ваши умонастроения меня по службе никак не касаются. Не верите в святое дело марксизма-ленинизма? На здоровье! В нашей конторе верующих в этот бред тоже не держат! На внешнем виде эта вера, знаете ли, слишком явственно сказывается. Империалистическая контрразведка моментально таких чудил вычисляет…

– Подожди, – прервал Эдо новоявленного разведчика. – Ты сказал, за тобой следят? А где они? Снаружи остались или уже тут?

– Значит так, любознательный Эдо: досчитаешь медленно до тридцати, после чего как бы невзначай взглянешь направо, вектор – полчетвертого. Там за столиком сидят двое почтенных людей, моих экзаменаторов. Один – полковник Семиречный, другой – подполковник Алоян…

– Езит[337], что ли? – недоверчиво поднял бровь Ерем.

– Возможно, – ответил Брамфатуров с фирменной чекистской неопределенностью.

– Они что, знак должны подать, чтобы за тобой следить начали? – дошел Эдо своим умом до разъяснения обстановки.

– Слушай, Эдвард, ты, часом, не ошибся? Это КГБ, а не детский сад на летних каникулах. За мной следить стали еще в Налбандянке, когда я из отдела кадров в финансово-плановый отдел направлялся… Так что не расслабляйтесь, ребята. Помните, мы – русские школьники на каникулах!..

– А они нас не выдадут? Они же знают, что мы не русские…

– Экзаменаторы согласно условиям учений не должны вмешиваться.

А топтуны-стажеры знают только то, что мы школьники. А русские или французские – им до лампадки. Для них главное – меня не упустить!..

– А полминуты уже прошло? Посмотреть на них можно?

– Можно. Только не поворачивайся всем корпусом, а притворись, будто у тебя жуть как под правой лопаткой зачесалось…

И Эдвард Бегларян притворился. Очень искусно. Со стороны это выглядело так, словно на бедного парня напали одновременно нервный паралич и собачья чесотка: голову скосило набок, а левая рука, обняв застывшую в столбняке шею, энергично заскребла правую половину спины – от плеча до поясницы. Никополян и Брамфатуров, не сговариваясь прыснули и согнулись пополам – сдавлено рыдать от смеха на уровне стола.