– Нет, – честно признался Эдо, – не знаю. Это ты с ним сто лет в одном классе учишься, а я его всего в третий раз вижу…
– Если не ошибаюсь, второе наше с тобой свидание, Эдвард Меружанович, длилось примерно двое суток. И каких суток! За это время тебе следовало хотя бы поверхностно изучить мою глубокую натуру и восторженно оценить оригинальность моего характера. Но ты, как видно, этого не сделал и теперь стоишь, хлопаешь глазами, разеваешь варежку и задаешь умные вопросы в ответ на любое мое шутливое заявление. Я прав, Ерем?
– Прав, – кивнул Ерем. – Только забыл подсказать парню, что на все твои заявления есть один прямой ответ…
– Кизди-кизди, приятно слышать? – уточнил Брамфатуров.
– Ага. Или: кончай выпендреж!
– Значит, все-таки не один ответ, – сосчитал Брамфатуров, – а два. Надеюсь, Эдо-джан, ты оба запомнил? Ты не кивай с дурацкой улыбкой, ты выражайся яснее: запомнил или нет? А если говорить тебе холодно, кивай почленораздельнее…
– Кизди-кизди, приятно слышать, – размашисто кивнул Эдо. – Кончай выпендреж! Кто-то что-то, помнится, о лужайке говорил, пари на спор предлагал…
– Какой еще лужайке? – насторожился Ерем. – Холодно! Пошли лучше в какое-нибудь кафе зайдем…
– Нет, Ерем, – возразил Брамфатуров. – Насчет лужайки Эдо прав. Просто перепутал ее с поляной…
– Слушай, Брамфатуров, кончай, в самом деле, выпендреж…
– Никакой это не выпендреж, Никополян! Я действительно проиграл пари. А пари – это, как карточный долг, – вопрос чести. Так что следуйте за мной, все голодные и холодные, и я накормлю и согрею вас!
И он решительно зашагал не в ту сторону, в которую Ерем предлагал.
Эдо вопросительно воззрился на Ерема:
– Он что, опять кизди-кизди или в самом деле?
– А кто его разберет? – пожал плечами Ерем. – Ладно, пошли за ним, там тоже кафе есть…
Так двое, следуя за третьим, спустились по улице имени революционера-демократа к площади имени бакинского комиссара Мешади Азизбекова[325], миновав по пути несколько подходящих для согрева и перекуса кафе.
На площади кафе не было, на площади был винный погреб по имени «Գինետուն»[326], и подвальный ресторан с дезориентирующим названием «Վերնատուն»[327]. Именно в это заведение общепита и привел своих подельников наш герой.
Изнутри ресторан соответствовал своему названию не больше, чем снаружи, напоминая кирпичными стенами и низким сводчатым потолком скорее մառան[328], нежели благоустроенный чердак. Вместо огромных бочек с вином, стояли вдоль стен полукабинки с посетителями, коих в этот ранний час было немного. Одну из таких полукабинок и заняла наша троица.
Официантов на Кавказе долго не ждут и официанты об этом прекрасно знают. Не успели школяры осмотреться в отсеках, как перед ними возник дяденька в соответствующей униформе – темный смокинг, белая рубашка, галстук бабочкой.
– ՞Ւնչ գուզեն երիտասարդերը[329], – не скупясь на западно-армянский акцент, осведомился официант.
– Дяденька, а вы по-русски понимаете? – жалобно спросил Брамфатуров. – А то мы по-армянски ни в дугу и не в тую. Мы из Москвы к вам на каникулы приехали…
– Ռ՞ուս եք: ՞Ով կարող էր մտածել[330]… – удивленно оглядел троицу официант. – Ладно, эти два չախկալ-а[331] худо-бедно за русских сойдут. Но этот-то барашка куда к ним примазывается? Глаза темные, волосы – густая мелкая крученая проволока, рожа – типично басаргечарская[332]…
– ՞Ւնչ է դու էլ ռուս կլինես[333], – в упор, не скрывая сомнений, спросил он Ерема. Ерем, уже оправившийся от первоначального охренения, вызванного сообщением об его новой национальной принадлежности, не подкачал:
– Простите, что вы сказали?
– Ты что, тоже русский? – перевел дяденька с западно-армянского на великий и могучий в его кавказской фонетической разновидности.
– Нет, что вы! – улыбнулся Ерем. – Я еврей…
– Ну, это куда ни шло, – подумал официант. Вслух же вздохнул и сообщил, что он сейчас, он только за меню для них сходит.
– Ой, товарищ официант, – возразил Брамфатуров, – не надо нам никакого меню. Мы хотим как местные. Несите нам из закусок всё, что им несете, а на горячее четыре порции шашлыка… Да, и еще, пожалуйста, бутылочку сухого красного вина…
– А вам шестнадцать уже есть? – насторожился официант. У своих он о такой глупости не стал бы спрашивать. Но это ведь русские. Да еще из Москвы. Кто их знает, вдруг напьются, надебоширят, а он, Арутюн Чакмишян, потом отдувайся за них…
– Есть! Конечно есть! Мы бы с удовольствием вам наши паспорта показали, да только они у нашей классной руководительницы остались. Боится, как бы мы их не потеряли…
Официант задумался.
– Товарищ официант, а вы вино в бутылку из-под лимонада налейте, никто и не заметит, если что…
Такое дикое предложение окончательно убедило официанта в российском происхождении всей троицы. Ни один армянин до такого бы не додумался!
– Just a moment[334], – не отказал он себе в удовольствии щегольнуть знанием иностранных языков и скрылся в направлении кухни. Надо полагать…
– Я не понял, – признался Ерем, – почему четыре порции, а не три или не шесть? Мы что, кого-то ждем?