Вторая попытка

Генерал Анветангян тем временем тоже баклуши не бил, активно совещался с генералом Астаровым. Совещались, разумеется, не в сухомятку, но в содружестве с тем же допингом-зельем. То есть почти тем же. Потому что на журнальном столике перед генералами стоял не какой-то там «Праздничный» коньяк всего-навсего 14-летней выдержки, коим впору укреплять и прочищать свои полушария голимым полковникам, а редкостное супермарочное изделие завода «Арарат» под обескураживающим названием «40 лет». Будто бы именно столько времени хранился в дубовых бочках этот божественный напиток[365].

Потребление столь феноменальной жидкости не терпит суеты, маеты, банальных рюмок и неподобающей закуски. Лакомством надобно лакомиться – неторопливо, солидно, не чураясь известной вальяжности. Чем, собственно, оба-два генерала и занимались, предварительно условившись ни о каком-таком-сяком Дидро до окончания содержимого бутылки не заикаться. И ведь действительно не заикались. Крепились как могли. А совещались о другом, о насущном. О женщинах совещались. О том, в каком заведении шашлык из осетрины вкуснее, советовались. О предстоящем футбольном сезоне, в котором ереванский «Арарат» должен был защитить свое прошлогоднее чемпионство от наглых поползновений киевского «Динамо», между собою терли. Ну и так, по мелочам, об известных диссидентах и коварных шпионах, тоже парой слов перекинулись. Словом, оттягивались себе в скромное удовольствие товарищи генералы, как вдруг звонок от Семиречного – известного кайфоломщика – и конец лафе. Воистину, от этого сопливого просветителя невозможно скрыться. Всюду этот мальчишка тебя отыщет и достанет! Связались на свою голову («черти с младенцем», – подумали, но не высказались вслух генералы)…

Не подумайте чего дурного – не стали генералы суетливо спешить – емкость с деликатесом в авральном темпе опорожнять: дескать, не вышел Семиречный ни рожей, ни погонами, чтобы такой чудо-коньяк с нами квасить. Не принято на Кавказе чувство собственного достоинства из-за таких мелочей ронять. Посему продолжили в прежнем вальяжном темпе, в результате чего и Семиречному, по прибытии в кабинет Анветангяна, пара фужеров влаги сорокалетней выдержки перепала.

Как бы в благодарность за столь щедрый дар полковник, закусив ломтиком лимона, посыпанным сахарной пудрой и кофейной пыльцой, расстегнул змейку кожаной папочки, с которой явился, и одарил генералов машинописными листками с тщательно профильтрованной информацией о будущем мира сего.

Генералы насторожились Переглянулись. Мысленно вздохнули. Тайно перевели дыхание. И с общим на двоих отсутствующим видом потянулись к листкам…

Впрочем, трогательное единение генеральских понтов и выкидонов длилось недолго, – ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы пробежаться по диагонали профессиональными взорами по трем машинописным листкам формата А-4. Реакции начальника контрразведки и шефа охранки оказались диаметрально противоположными. Один счел всё бредом, ересью и сущей чепухой, тогда как другой, напротив, так впечатлился, что не сдержал причитаний: «Так я и знал! Так и знал, что всё этим закончится!» К какому именно сообщению относился этот эмоциональный всплеск заведомого прозорливца – к отставке Подгорного и вступлению в его должность (Председателя Верховного Совета) Брежнева; к Чернобыльской катастрофе; к армянским погромам в Сумгаите или к развалу СССР – догадаться по внешнему виду генерала было невозможно. Читатель вправе сам решить, что конкретно потрясло данного генерала, и который из двух генералов это был. Со своей стороны добавлю, что реакция полковника Семиречного осталась прежней, уже нами описанной…

Далее чекисты не стали рассусоливать: наскоро посовещавшись, решили непременно дожить до понедельника – дня, словно нарочно придуманного ради тяжких забот и служебных хлопот, таких, например, как срочный вызов объекта по кличке Дидро на конспиративную квартиру для дачи конкретных объяснений по конкретным вопросам и вообще – для мало ли чего еще…

Генерал Астаров, вдруг вспомнив что-то неотложное, спешно откланялся. Анветангян выжидающе взглянул на Семиречного, но полковник явно не торопился покидать кабинет смежного начальства.

– Ну? – подбодрил его гостеприимный хозяин. – Что-то еще?

Полковник таинственно улыбнулся.

– Понятно, – кивнул генерал. – Выкладывай…

Семиречный наведался в свою папочку повторно и извлек оттуда одинокий листок, на этот раз не машинописный, а собственноручный.

– Назначения, перемещения и создание новых служб в центральном аппарате нашей конторы, – доложил он, но листка почему-то генералу не протянул.

– Дидро расстарался?

– Ну не я же сочинил! – пожал плечами разведчик. – Ежели сомневаешься, Артавазд Месропович, могу оригинал показать. Правда, не сейчас и не здесь, а позже, у меня в кабинете…

– Если эти сведения датируются концом двадцатого или началом двадцать первого века, то мне они без надобности, – предупредил Артавазд Месропович.